Нежные листья, ядовитые корни - Елена Михалкова (2015)

– Сделав паузу, Рогозина сообщила, что суд решил принять во внимание умственную отсталость обвиняемой и ограничиться только стрижкой. Сова с торжественным видом подала ей на подносе ножницы. И тут Юлька дернула головой назад, попала Коваль затылком по носу, и та от боли и неожиданности выпустила ее. Зинчук кинулась к выходу. Но у родителей Савушкиной была большая квартира с длинным коридором… В общем, Коваль догнала ее, повалила… Юлька визжала и отбивалась, будто они собирались ее убивать. Я думаю, в некоторой степени для нее это так и было. От ее сопротивления они озверели еще сильнее. Ей скрутили руки за спиной, в рот засунули кляп… Коваль позже сказала мне: «В какой-то момент я испугалась, что мы ее придушим». Но никто из них уже не мог остановиться. Кто-то ударил ее, чтобы не дергалась, потом Светка заорала, чтобы принесли ножницы, и Любка долго металась по комнате, потому что их уронили по дороге. Хотя Ирка прижимала Юльку к полу очень крепко, Зинчук, услышав лязганье ножниц, задергалась так, что они ее порезали. У нее осталась ранка на предплечье. Неглубокая, просто царапина. Но у Рогозиной, когда она увидела кровь, сделалось такое дикое лицо, что Коваль перепугалась до смерти. Ей показалось, что Светка сейчас вырвет ножницы у Любки из трясущихся рук и забьет ими Зинчук до смерти. Юлька снова нарушала ее план, понимаете? Она не унижалась перед ними, не плакала, а сопротивлялась так отчаянно, что все происходящее окончательно перестало быть шуткой, пусть даже и злой.

– Помнится, во Франции и Бельгии после освобождения брили женщин, вступавших в связь с фашистами, – вдруг сказал Илюшин.

– В Нидерландах тоже. Но я сомневаюсь, чтобы Рогозина знала об этом. Ей просто хотелось унизить Юльку как можно сильнее.

Саша вздохнула.

– В конце концов они обкромсали ей эти светлые локоны, которые Юлька так старательно завивала. Оставили, может, сантиметров десять торчащих клочьев. У Светки был заранее приготовлен тюбик с краской, и они намазали ей волосы ядреным составом. Смывать ничего не стали, а просто подержали двадцать минут – и выпустили.

Бабкин представил себя на месте оскверненной девушки.

– И она не пыталась броситься на них?

– У нее сил не осталось, – сказала Саша. – Она выбралась из квартиры Савушкиной и там свалилась на площадке. Эти три дряни испугались, что с Зинчук что-то не в порядке. Но она полежала, поднялась и двинулась вниз по лестнице. Они наблюдали с балкона, как она идет домой, а вслед ей оборачиваются прохожие. У нее же все волосы были перепачканы этой гадостью, и еще кровь на руке, на одежде… Про лицо страшно подумать. Я увидела Юльку через два дня после этого. У нее были такие глаза… Как будто она вернулась с войны. Вам, наверное, это сравнение кажется смешным?

Но ни Бабкину, ни Макару смешно не было. «Шестнадцать ударов ножом, – вспомнил Сергей слова жены об убийстве Рогозиной. – Странно, что не больше».

Одно соображение не давало ему покоя.

– Саша, я вот чего не понимаю… Почему Зинчук не обратилась в милицию?

– Что вы! Она обратилась! Юлька позвонила маме, та примчалась домой, и они обе кинулись в ближайшее отделение. Мама у нее была такая же тихая и незаметная, но за дочь готова была биться до последнего.

– И что же? Тут ведь уголовщина чистой воды. А! – он хлопнул себя по лбу. – Несовершеннолетние же!

– Погоди, – вмешался Макар. – Одиннадцатый класс! По шестнадцать им точно исполнилось!

Саша покачала головой.