Нежные листья, ядовитые корни - Елена Михалкова (2015)

– А за тебя? – шепотом спросила Мотя.

Маша нахмурилась, не понимая.

– Когда обвиняли тебя, я молчала. А тебя… тебя выгнали из секции! Я знаю, мне Стриж говорила! Ты потом заболела! Я видела, как ты плачешь, я хотела тебя утешить, но… но… Я струсила! Я боялась!..

«Ну конечно, она боялась, – подумала Маша. – А после того, как Гудасов попал в больницу, признаться стало и вовсе немыслимо. Это означало расписаться в том, что из-за тебя его уволили, из-за тебя избили, травили, пытались сжечь. Неподъемная ноша даже для очень бесстрашного взрослого. А тем более – для перепуганного подростка».

– Я все знала и ничего не сделала!

Мотя забрала у Маши ладонь. Она держала ее так, словно это была не ее собственная рука, а стухшая рыбина.

– А ты в курсе, что в пяти остановках метро от нас была еще одна конно-спортивная секция? – доброжелательно спросила Маша.

Губанова удивленно посмотрела на нее.

– И раз уж я так страстно любила лошадей, то могла бы уговорить родителей позволить мне ездить туда, – продолжала Маша. – Это был мой выбор: решить, что свет клином сошелся именно на ближайшей конюшне, и сдаться.

Тишина, нарушаемая только приглушенным сопением.

– Тебя бы не взяли, – прогудела наконец Мотя, как встревоженный жук.

– Я даже не пыталась! – отрезала Маша. – Может, ты еще и за это взвалишь на себя вину? Или за Лосину?

Она спохватилась, что в запале сболтнула лишнее, но было поздно: Губанова так и подскочила. Нагая Мотя напоминала теперь не гладкого тюленя, а разбухшую от варки креветку, которую окунули в оливковое масло.

– А что с Лосиной? Машка, ты не молчи! Ты все время молчишь, ничего мне не говоришь!

В свете того, что за последние полчаса беспрерывных убеждений Маша успела охрипнуть, это заявление выглядело вопиюще издевательским.

– На Анжелу напали, – со вздохом сказала она. – Ударили по голове чем-то тяжелым.

Матильда ахнула.

– Где?! Кто?

– Кто – не знаем, а нашли ее в парке, едва живую. Увезли в больницу без сознания.

– У меня телефон ее мужа есть! – Мотя забегала по комнате, забыв о наготе. – Надо же позвонить! У нее же дети!

– Матильда, ёшкин кот!

Мота вздрогнула и в тревоге воззрилась на рассердившуюся Елину.

– Всем уже позвонили! Мужа ее вызвали, он едет. Перестань суетиться. От тебя здесь ничего не зависит. А теперь признайся честно: ты все выдумала о том, что знаешь, кто убийца?

– Почему ты так решила?

– Потому что тогда он стукнул бы по голове тебя, а не Анжелу!

Губанова сдвинула брови. Лицо ее приобрело сосредоточенное и на удивление взрослое выражение. Маша насторожилась.

– Простыня влажная, – Мотя отложила в сторону простыню, явно думая о чем-то другом.

– Матильда!

– Мне надо одеться.

– Для чего?

– Я должна кое с кем поговорить!

Маша помолчала, пристально глядя на нее.

– Правильно, должна, – согласилась она. – Если простыня мокрая, закутайся в полотенце.

– Зачем?

Вместо ответа Маша приоткрыла дверь и позвала:

– Макар! Сережа! Зайдите к нам через пять минут!

Мотя немедленно заметалась. Метание это было непродуктивным: она стремительно протопала по простыне, уронила со стула полотенце и попыталась завернуться в Машину куртку.

– Замри!

К Машиному удивлению, заклинание подействовало. Мотя застыла, вытянув вперед шею.

– Жди! Я халат принесу, – сдерживая неуместный смех, пообещала Маша. – И оставь мою куртку в покое, пожалуйста.

Глава 17

1

Пришлось постучать раз десять, чтобы им открыли.

– Давай я ногой двину, – предложил Бабкин.

– Спокойствие, только спокойствие, мой нетерпеливый друг! – призвал Илюшин. – Дай людям возможность проявить добрую волю.

– Была у них такая возможность. Не воспользовались.

– Ты преждевременно хоронишь наших дам.