Химера - Тесс Герритсен (2015)

Мимо прошла туристка, женщина со светло-каштановыми волосами. Когда она слегка повернулась и свет наискосок упал ей на лицо, она напомнила Джареду Эми. Женщина почувствовала, что он смотрит на нее, и повернулась в его сторону. Некоторое время они молча рассматривали друг друга: она с настороженностью, а он – словно извиняясь. Затем она пошла прочь, а Джаред решил, что она все-таки не похожа на покойную жену. Никто не похож. И никто не сможет на нее походить.

Он поднялся, бросил пакет в урну и пошел в обратном направлении. Мимо стены, мимо ветеранов в униформе – они поседели и огрубели, но по-прежнему несли караул, чтя память павших.

«Даже воспоминания тускнеют», – подумал Джаред. Со временем все погружается в небытие – даже улыбка Эми, стоящей у кухонного стола, даже отзвуки ее смеха. Только болезненные воспоминания навеки въедаются в память. Номер в гостинице в Сан-Франциско. Ночной звонок. Лихорадочно мелькавшие образы аэропортов, такси и телефонных будок – он мчался через всю страну, чтобы успеть добраться до больницы в Бетесде.

Но у стрептококка, вызывающего некротизирующий фасциит, был свой план, свое собственное расписание убийств. «Как у Химеры».

Профитт втянул воздух и задумался над тем, сколько вирусов, бактерий и грибков только что запустил в свои легкие. И какие из них могут его убить.

20

15 августа

– Да пошли они к чертовой матери! – воскликнул Лютер. Канал связи с Землей был отключен, и в Центре управления полетами не слышали их разговора. – Давайте вернемся в КАС, включим тумблеры и полетим. Они не смогут завернуть нас обратно.

Расстыковавшись со станцией, они действительно уже не смогут вернуться. По сути, КАС – планер с тормозными парашютами. После отделения от МКС он сможет сделать максимум четыре оборота вокруг Земли, а потом сойдет с орбиты и приземлится.

– Нам посоветовали сидеть тихо, – возразил Григгс. – Так мы и поступим.

– Исполним их дурацкие приказы? Николай умрет, если мы не вернем его домой!

Григгс посмотрел на Эмму:

– Твое мнение, Уотсон?

Последние двадцать четыре часа Эмма не отходила от пациента, следя за состоянием Николая. Они все понимали, что положение у него критическое. Привязанный к медицинской кушетке, космонавт дергался и трясся, а время от времени принимался молотить руками и ногами с такой силой, что Эмма боялась за сохранность его костей. Он походил на боксера, которого безжалостно избили на ринге. Подкожные эмфиземы раздули мягкие ткани лица, веки опухли так, что Николай не мог открыть глаза. Сквозь узкие щели между веками было видно, что его глаза приобрели демонический ярко-красный оттенок.

Эмма не знала, способен ли Николай слышать и понимать ее, поэтому боялась произносить вслух то, о чем думала. Она жестом попросила остальных членов экипажа покинуть российский рабочий модуль. Астронавты снова встретились в жилом модуле, там Николай не мог их слышать, и они смогли без опаски снять защитные очки и маски.

– Хьюстон должен разрешить нам эвакуацию, – проговорила Эмма, – иначе он умрет.

– Они понимают ситуацию, – сказал Григгс. – Но не могут разрешить эвакуацию до тех пор, пока ее не разрешит Белый дом.

– Значит, мы будем болтаться тут и заболевать один за другим? – возмутился Лютер. – Может, нам просто перейти в КАС и отчалить? Что они будут делать? Собьют нас?

– Могут, – спокойно ответила Диана.