Хрустальный дом - Екатерина Оленева (2016)

— Меня оглушили и перенесли туда. Когда я тебя впервые увидела, ты находился в чём-то, похожем на аквариум. Это походило на какой-то научный опыт. Потом мою кровь переливали в тебя, а когда я попыталась сбежать, ты ожил и начал меня преследовать.

Её речь была сбивчивой, невразумительной. Но другую информацию мне вряд ли предоставят. А в памяти зияла огромная черная дыра.

Мне казалось, как будто на лицо налипла клейкая паутина — не стряхнуть.

— Всё это похоже на бред, — процедил я. — Бессмыслица какая-то!

— Есть в этом смысл или нет, неважно. Ты здесь, Альберт Элленджайт. И, если честно, я не имею ни малейшего представления, что с этим делать.

— Не переживай. Как-нибудь разберёмся, — заверил я её.

***

Катрин утверждала, что я самоубийца.

Я этого не помню, но не отрицаю.

Я ушёл из дома в таком состоянии, что вполне мог сигануть под поезд, хотя бы из противоречивого чувства вредности и желания досадить моей драгоценной сестрице.

Я умер там, в своём мире.

И очнулся здесь.

В 2003.

— Кристалл-холл теперь принадлежит тебе?

Катрин кивнула.

Глаза у неё серые и очень серьёзные.

Вся такая правильная. Тот самый тип людей, что всю жизнь ходят строго по линейке и живут для других — во имя исполнения одного им ведомого долга.

Такими людьми обычно легко манипулировать.

Именно этим я планирую заняться в ближайшее время.

Не то чтобы мне это нравилось, но долг обязывает.

Ральф всегда находил, что это чертовски забавно — совращать монашек.

А мне это занятие казалось бессмысленным. Секс существует для удовольствия, а наслаждение легче достигается с опытом. Откуда последнему взяться у девственниц и у монашек?

Если Катрин правильно излагает мне суть дела, всё, что когда-то принадлежало Элленджайтом, теперь находится у неё. И я вижу только один способ уладить проблему ко всеобщему удовольствию: мне придётся на ней жениться.

Но это потом, а пока…

— В этом доме ещё есть кухня?

— Кухня есть, — кивнула она, кутаясь в одеяло. — Но не уверена, что на ней есть продукты.

— Приведи себя в порядок, я подожду внизу. Постараемся найти что-нибудь съестное. Может, хоть кофе отыщется?

Катрин снова кивнула. Вокруг узкого треугольного личика взметнулось лёгкое, белое облако волос.

Дом изменился. Он остался прежним лишь по форме. По сути всё здесь было мне чуждо. На кухне я не увидел ни привычных каменных плит, ни входа в огромный погреб. Столы, стулья, стены — всё совершенно иное!

Взяв один из ножей, подбросив его в ладони, я отметил, что лезвие хорошо отточено и приставил его к руке.

Метал почти без усилия разрезал кожу, оставив на ней глубокий порез, тут же наполнившийся кровью. Тело отозвалось резкой болью, которую с момента пробуждения я почти не чувствовал.

Запах крови ощущался остро.

Сердце, заколотившись быстрее, заныло. Рана, которую требовалось залечить, была пустяковая, но исцеление проходило медленно — потребовалось минут пять, не меньше, чтобы кожа полностью восстановилась.

Я не в форме.

Оставалось проверить ещё кое-что до того, как сюда притопает мой мышонок-спаситель.

Или спасённый мышонок?

А-а! Да без разницы.

Я повернул кран. Он почти не отличался от памятного мне собрата из прошлого века. Наполнил стакан водой и, осторожно поднеся к губам, сделал первый глоток.

Ничего не произошло.

Тогда я залпом осушил стакан, наплевав на осторожность. В следующую минуту случилось то, что и ожидалось — резкая боль буквально выстрелила, просыпаясь в глубинах тела. Как будто из желудка расцвели лепестки-ножницы, прорезая меня изнутри.

Задохнувшись, я оперся руками на столешницу, стараясь поглубже вдохнуть воздух, будто это могло умерить боль.

Через какое-то время она приутихла, превратившись из остро-режущей, в тупую и ноющую.