– Давайте мы уже по-человечески поговорим, – попросил бугай.

Ева кивнула и опустила ружье.

5

Четверо сидели за круглым столом, на котором бутылка кваса, горсть карамелек и ананас образовывали странную, но законченную композицию. Ананас жил здесь и раньше, дозревая на солнце, квас принес Петя, а карамельки вытащил из кармана бугай, – возможно, подумала Ева, это его аналог трубки мира. Она знала, что он курит, чувствовала по слабому запаху от футболки.

Он не попросил у нее разрешения достать сигареты. Вместо этого молча выгрузил на стол пригоршню конфет.

Илюшин сказал, что они узнали о плане троих юнцов ограбить воров, о том, что из него ничего не вышло, и о том, что их троих подрядили на ограбление инкассаторов.

– Вас, Петр, ранили, – сказал он, – а Белоусова убили, но при каких обстоятельствах это произошло? Как вообще все случилось? Здесь какая-то темная запутанная история. Два трупа возле «Королевского банка» – кто они?

«И в конце концов, где деньги?» – про себя добавил Сергей.

Петя глубоко вздохнул.

Только последний год ему перестала сниться улица Гагарина, летнее утро и они трое, подъезжающие к банку на старой «девятке», угнанной для них Прониным. Самые дрянные кошмары были те, где рядом с ним на пассажирском сиденье почему-то была Ева, улыбалась ему, а он никак не мог предотвратить то, что должно было случиться. Иногда это была мать, совсем молодая, из его детских воспоминаний, а иногда – незнакомый человек, случайный прохожий. Петя пытался выталкивать их из машины, кричал, требовал от водителя остановиться, сам выпрыгивал на полном ходу, – бесконечный день сурка, только весна все не приходила: даже выбросив жену на асфальт, он все равно видел, как медленная звенящая пуля входит ей в грудь.

– Значит, он увез его на озеро, – повторил он.

– Петя, расскажите, пожалуйста, с самого начала, – попросил Илюшин.

Дидовец усмехнулся:

– Начну с того, чего я не знаю и не узнаю, наверное, никогда. Кто-то нас подставил. Когда мы пришли за кассой, нас повязали быстрее, чем кто-либо успел пискнуть.

Он тогда так перепугался, что одеревенел и не мог идти. К счастью, его ударили сзади и поволокли под руки, а потом бросили на пол перед Рябым. К счастью – потому что если бы ему пришлось передвигать ноги, он бы обмочился.

А ведь в изложении Мансурова все выглядело просто. Они должны были войти, пошуметь, помахать стволами, взять деньги и сбежать. Но когда они втроем оказались внутри, там было темно. Окна были плотно закрыты ставнями, а они, идиоты, даже не заметили этого снаружи. Человек, за которым они вломились в дверь, растворился в темноте, а их ослепили фонарями, ударили сзади и грубо скрутили. Когда зажегся свет, на них смотрели, ухмыляясь, братки – человек двенадцать, а то и больше, все до единого вооружены, но не стволами, а ножами. Даже в том состоянии Петя сообразил: это для того, чтобы случайно не перестреляли друг друга в темноте. Длиннобородый старенький «кассир» сидел в углу и чистил над тазом картошку. Отчего-то эта картошка поразила Петю больше всего: он понял, что старикан не прерывал своей работы и в темноте.

– Предателем мог быть только кто-то из своих. Мы должны были идти вчетвером…

– Вот как! Кто четвертый?

– Был один парнишка, – уклончиво ответил Петр. Он не хотел без необходимости закладывать Пронина. – Но в назначенное время он не пришел, а потом сказал, что его избил сосед, у которого он занял денег и не вернул в срок. Он и в самом деле был весь в синяках, стонал и охал – уже потом, когда Мансуров пришел выяснить, что случилось.

– У вас что, не было мобильников? – заподозрил Сергей.

Дидовец усмехнулся.