Самая хитрая рыба - Елена Михалкова (2020)

Одна из его красавиц готовилась к поступлению в институт и договорилась, что я позанимаюсь с ней историей. Я взялась за это не ради денег, а исключительно из любопытства. В этом отношении мы с лисой похожи; но у меня все-таки хватило смелости приблизиться.

Девушка оказалась упорна и сообразительна. Думаю, за свои девятнадцать лет она повидала намного больше, чем я за шестьдесят. Она частенько говорила глупости, но при этом была умна – такое встречается редко, обычно-то бывает наоборот. Всю жизнь мне попадались ученые дураки, которые умели расцветить свою речь поистине незабываемыми афоризмами. Но вот беда – они были глупы, глупы как пробка из-под шампанского, и в подметки не годились молоденькой содержанке богача, закончившей только среднюю школу.

Мы занимались три месяца. Потом дела восточного человека стали нехороши. Его прекрасные яркие птички разлетелись из гнезда, и девушка, которую все называли Стефанией, исчезла тоже. Мы не успели даже попрощаться. Но два года спустя на моем пороге появился ящик с книгами. В основном там были альбомы по искусству русского авангарда, который я очень люблю. «От вашей Тани», – было написано на обычном тетрадном листе, – и больше ни слова.

Обычно мы занимались полтора часа, с перерывом на пятнадцать минут. Пили чай, разговаривали. И бродили по большому запутанному дому.

Иногда ты понимаешь, чем занимался на самом деле, только спустя годы.

Десять лет назад я полагала, что мы изучали сераль, пока дождь держал нас взаперти.

Сейчас я бы сказала: мы готовились спасти мне жизнь. Могу поклясться, что знаю внутренности этого кита лучше, чем нынешние хозяева.

Хлопнула створка. Я слышала спокойный голос Мансурова и плачущий – Наташи. Они были в столовой, окнами выходящей в сад.

Не дав себе времени подумать, я обошла коттедж, поднялась на крыльцо и толкнула дверь.

В поселках вроде нашего хозяева запираются на засов, только когда ложатся спать. Какому вору придет в голову лезть в дом, где все бодрствуют?

Но я-то не вор!

Я поднялась по освещенной лестнице, на самом верху оглянулась и с ужасом увидела грязные следы. По ступенькам как будто кикимора прошлепала! В любую минуту из столовой мог выйти Мансуров или его жена; пришлось быстро спускаться, хватать с вешалки первую попавшуюся тряпку – ею оказалась детская кофточка – и протирать пол.

Голоса зазвучали громче. С удивившим меня саму хладнокровием я тщательно вытерла верхнюю ступеньку и сунула испачканную кофточку за пазуху. Прости, маленькая Лиза, мне она нужнее, чем тебе.

– …сейчас спущусь, – закончил фразу Мансуров.

На втором этаже царила темнота. Здесь ему не увидеть мои следы.

Добравшись до последней комнаты, я толкнула дверь, но безуспешно. Шаги на лестнице были слышны все отчетливее – Мансуров приближался. Открывайся! Дверь не поддавалась. Я нажала сильнее и влетела внутрь, едва не упав. Ноутбук почти выскользнул из рук, я поймала его в последний момент.

В лунном свете гардеробный шкаф у стены показался мне двухместным гробом. Дверцы тихо скрипнули, и мне навстречу из бархатистой темноты, дохнувшей сухой лавандой, метнулся седовласый призрак. Я зажала рот ладонью и отшатнулась. Призрак сделал то же самое.

Это было помутневшее зеркало.

Деревянное нутро шкафа рассохлось и поскрипывало; забравшись внутрь, я подумала, что так, должно быть, чувствовали себя данайцы, дожидавшиеся своего часа в гигантском коне.

Здесь хранили верхнюю одежду: мягкие кашемировые пальто, шубы в тканых чехлах, толстые дутые куртки, шуршавшие, как фольга, и разноцветные пуховики.

Самый длинный чехол я безжалостно распотрошила. Шуба полетела на дно шкафа. Вторым пало кашемировое пальто: я накрылась им, как одеялом, под голову положив меховой капюшон. О, какое блаженство – оказаться в тепле и в сухости!

Сгоревший дом, убитая Лида – все отступило далеко-далеко. Сейчас имело значение лишь одно: я жива и невредима.