Самая хитрая рыба - Елена Михалкова (2020)

Я примеряю ее длинный шелковый халат с пушистой оторочкой; золотистая ткань змеей скользит и обвивает ноги. Бабушка рассказывала про змея-искусителя (правда, запретила упоминать эту историю в школе). В Лелиной пещере сокровищ каждая вещь искушает: надень, воплотись в кого-то другого. Платья, халаты, юбки, муслиновые блузки! Из зеркала на меня смотрит не тощая невзрачная девчонка, а юная принцесса. Я видела, как ретушируют фотографии… Происходит невероятное – кто-то ретуширует меня. Зрачки становятся синее, ресницы гуще. Загадочная улыбка скользит по губам. Вьющиеся, еще влажные волосы обрамляют узкое лицо. Лягушачья шкурка наоборот: наденешь – превратишься в царевну. Если бы меня увидел Гриша Черняев, забыл бы обо всем, окаменел и только ронял малахитовые слезы, как в сказах Бажова.

Бриллиантовые кольца свободно болтаются и позвякивают на моих пальцах. Старинные браслеты вызванивают неземную музыку. Почти все Лелины драгоценности – бижутерия, но я этого еще не знаю. Меня очаровывает блеск камней, прохладная тяжесть металла.

Я стою перед зеркалом: Хозяйка Медной Горы, Анна Австрийская и Марина Ладынина в одном лице. С губ моих срывается одно слово:

– Ослепительна!

Пошатываясь, я прохожу в туфлях от окна до двери. Ножка у Лели крохотная и туфли мне почти впору, но каблуки! – каблуки возносят меня на вершину Эвереста. Там страшно и прекрасно.

Без четверти четыре я еще сижу, развалившись в кресле.

– Бон жур! Оревуар! Месье, же не леми де ля труа!

Это звучит белибердой лишь для того, кто смотрел бы на меня со стороны. Ему, слепцу, не увидеть толпу восхищенных фрейлин и придворных, вереницей многоцветных бабочек скользящих перед моим троном.

Без десяти четыре между рессор кареты неумолимо проклевывается первый зеленый росток. Мыши еще не разбегаются по норам, но у кучера под ливреей отчетливо подергивается серый хвост.

Пора, пора!

Королевское одеяние летит в шкаф. Туфли – долой! Браслеты и кольца отправляются к прочим драгоценностям; их черед настанет завтра. Я спешно навожу порядок в гардеробной. Не должно остаться и намека на мое присутствие.

Дзинь-нь-нь! – звонит будильник. Леля Лагранская подскакивает на кровати, а я уже сижу на подоконнике, готовясь удрать. Да здравствует жара! Да здравствуют открытые окна!

10

Постепенно я потеряла всякую осторожность. Дядя Женя и Леля так заняты, когда встречаются, что я могла бы шнырять вокруг них – меня бы не заметили.

Нет, они не целуются и не обнимают друг друга, как мои родители.

Они ругаются.

Мы знали это и раньше. Однажды я услышала от бабушкиной знакомой: «Женька-то свою актриску все поколачивает?» Бабушка зашипела на приятельницу, но было поздно: я услышала и в первую минуту не поверила своим ушам.

Женька – это дядя Женя? Наш дядя Женя, веселый, играющий со всеми ребятишками поселка? Он подарил мне лошадку из шишки на спичечных ножках, с гривой из белых ниток. Мы прибегаем к Лагранским по вечерам – звать его в вышибалы. Он гоняет мяч с мальчишками постарше, но и малышам с ним весело. Он знает тысячу смешных историй, а с дедушкой поддерживает культурную беседу. «Талантлив, чертяка! – говорит о нем дед. – Хоть и пьет как свинья».

Но постепенно я убеждаюсь, что противная тетка была права. Дядя Женя добр и ласков с нами, детьми. С женой он превращается в другого человека. Ему не нужно, как мне, надевать для этого чужие вещи, – достаточно переступить порог.

– Стерва! Опять пила? К Гришке ходила пьяная? Ходила? Отвечай!!

Я стою за шкафом, задержав дыхание. Бестолочь, бестолочь! Не успела вовремя сбежать, заигралась Лелиными побрякушками.

– Не ходила я, котя! – плаксиво кричит Леля.

– Опять котя? Чтоб имена наши не путать, дура?

– Не смей со мной так обращаться! Я – актриса!

– Ты актриса, потому что я тебя такой сделал! – яростно цедит дядя Женя. – Без меня ты ничто! Блудливая овца!