Самая хитрая рыба - Елена Михалкова (2020)

Я должна вернуть часы, обелить имя Лели… Но еще я должна защитить свою семью. Если люди узнают, что Иван Бережков вырастил воровку, его выгонят. И наши две фотографии будут висеть на позорной доске.

Как я должна поступить, чтобы никто не пострадал? Кого выбрать – дедушку или Лелю?

Час спустя я возвращаюсь домой. Решение принято. В зеркале я вижу отражение, которое не сразу узнаю: не девочка, а какой-то ходячий растрепанный труп.

Я буду защищать деда. Никто не узнает про часы Лагранской!

7

Следующий день проходит тихо. Я сплю все утро: не просыпаюсь ни в девять, когда дедушка приходит будить меня, ни в десять, ни в одиннадцать. Такого не бывало прежде. «Все дело в быстром росте», – авторитетно говорит бабушка; я слышу ее голос сквозь сон.

И опять проваливаюсь в темноту.

К обеду мне приходится выбраться из постели. Пошатываясь, как сонная муха, я иду в столовую. Бабушкин куриный бульон возвращает меня к жизни.

То, что случилось вчера, не должно повториться. Нужно поговорить с дядей Женей, умолять его, чтобы он сохранил мою стыдную тайну. Как мне раньше это не пришло в голову! Дядя Женя добрый, он меня простит.

«А Леля?» – спрашивает чей-то тихий голосок.

Леля… Она непременно проболтается! Нет, Леля ни о чем знать не должна. Мы с дядей Женей что-нибудь придумаем… он умный, он поможет.

Удивительно, но даже после вчерашней сцены я совсем не боюсь его. Существует два дяди Жени: один мой друг, веселый и добрый; второй – ревнивый Лелин муж, режиссер «с неуемными амбициями», как говорит о нем дедушка; он бьет жену по щекам и называет паскудой. Ни при каких условиях первый дядя Женя не может превратиться во второго. С ним я в большей безопасности, чем с любым из мужчин нашего поселка.

Не знаю, удается ли мне объяснить, какое доверие я к нему испытывала? И как ужасало меня его обращение с женой. В детях легко уживаются самые противоречивые чувства. Он был самым злым человеком, которого я знала; во всем свете не было никого добрее его.

Однако мой план внезапно расстраивается.

После обеда к бабушке заявляется в гости дальняя знакомая, жена какого-то мосфильмовского деятеля, и среди сплетен и пустой болтовни вдруг выпаливает:

– От Лагранского-то жена сбежала, слыхали?

Бабушка ахает.

– С любовником, – подтверждает очень довольная жена деятеля.

– С Гришей?

– То ли с Гришей, то ли с кем другим… Она же слаба на…

– Анна! – рявкает бабушка, и гостья от испуга роняет вилку. – Ты что здесь уши греешь? Пообедала – марш гулять!

Бедную женщину бабушка испепеляет таким взглядом, что та вжимается в стул. Я послушно плетусь к двери, долго вожусь с обувью, а затем пулей слетаю с крыльца, огибаю дачу и пристраиваюсь под открытым окном столовой.

Леля – слаба? Да у нее один чемодан килограммов сто весит! А она его собрала и ушла с ним от дяди Жени.

«Как же она, бедная, тащила его до остановки?» – думаю я. Но от размышлений над трагичной судьбой Лагранской меня отвлекает рассказ бабушкиной гостьи.

– Евгений, по всей видимости, вчера снова рукоприкладствовал, – тянет она. – Где-то я его понимаю, Люба. Поразительно, что он столько лет ее терпел…

– Не терпел, а любил, – задумчиво говорит бабушка. – Ох, как же он теперь…

– Знаешь, не пропадет! Я его видела: держится молодцом, голос бодрый. Вся эта семейная драма, конечно, и так была секретом Полишинеля, но Женя решил открыть карты. Честно признался, что вспылил, надавал Ольге оплеух. Потом уснул – полагаю, выпил, чтобы успокоить нервы. Когда проснулся, нашел только записку: не ищи, с тобой больше быть не могу, ухожу с тем, кто меня любит, я вольная чайка, а не канарейка в клетке. Вся Ольга в этом! Чайка, подумать только…

– Неужели и в самом деле с Гришей? – вслух думает бабушка. – Он совсем мальчишка…