Конец игры - Эльвира Смелик, Екатерина Горбунова (2020)

‒ Это он. Он ‒ твой отец.

28

Эмберли

Сообщив столь грандиозную новость, мать не придумала ничего лучшего, кроме как, виновато пробормотав «Ой! Мне уже пора!», поспешно смыться в неизвестном направлении. В каком там богатеньком доме она будет работать всю ночь, Таня уточнить не удосужилась, а позвонить ей за неимением телефона Эмберли не могла. Хотя очень хотелось: позвонить и высказать! Много чего! Но пока в голове, сшибая друг друга, метались бесконечные: «Чёрт! Чёрт! Чёрт!»

‒ Чёрт! ‒ последнее Эмберли выкрикнула уже на весь дом. А потом простонала: ‒ О, бо-же.

Это ж получается, что она практически исповедалась перед ОТЦОМ, но отнюдь не святым, а самым простым, её собственным. Выложила ему то, что никому другому никогда не рассказывала. А мать… ааааа!

Мать, конечно, да. Как всегда – исподтишка. Не думая о последствиях. Вообще ни о чём не думая! И как она могла хорошо учиться в школе, если у неё мозги набекрень, если она, не включая их, предпочитает действовать чисто на эмоциях?

А Макфарлан? Он тоже был в курсе, потому и рассматривал с неподдельным интересом, усиленно старался впечатлить и понравиться. Ему-то Таня наверняка всё рассказала. В присутствии приятного ей мужчины она сразу превращалась в половую тряпку и соглашалась на всё. А Эмберли, как всегда, досталась роль пешки или подопытного кролика, с которым никто никогда не считался.

Но больше у них такой номер не пройдёт: ни у Тани, ни у вновь обретённого папочки. Да и с таким раскладом вероятность того, что он может оказаться разработчиком игры, еще больше. Быть может, он давно мечтал познакомиться с родной доченькой, размышлял, что да как – вот и подсадил на крючок, как форель. Черт!

Достав из холодильника бутылку, Эмберли плеснула в стакан молоко, сделала большой глоток. Его прохлада приятно смягчила разгорячённое нутро, но тут кто-то начал трезвонить в дверь, продолжая давить и давить на кнопку звонка.

В голове возникла безумная мысль: а вдруг это сам Макфарлан нагрянул? Спешит и дальше налаживать контакт, собирается объясняться, почему его не было рядом все эти годы, раскаиваться и убеждать, как он искренне сожалеет.

Не удалось всё высказать мамочке? Так Эмберли сейчас выскажет ему!

Но это оказался не горе-папаша. Шелдон.

Уже под градусом, придурок. Или он специально принял, чтобы чувствовать себя смелее?

‒ Где Таня? ‒ заорал и попытался сунуться в дверь.

Хорошо, что Эмберли не стала распахивать её широко, чуть-чуть приоткрыла, да ещё и сдержала ногой.

‒ Она на работе.

‒ Врёшь, ‒ он опять попытался протиснуться, налёг на дверь.

Но и Эмберли упёрлась изо всех сил и на словах попыталась убедить:

‒ Ты же знаешь, что в это время она почти всегда на работе.

Как ни странно, подействовало.

Шелдон вдруг изменился, выдохнул презрительно:

‒ Тогда и хрен с ней. Даже если нашла кого другого, ‒ заключил он и противно улыбнулся. ‒ Кому нужна драная кошка, когда поблизости молоденькая цыпочка имеется. Да, детка? Мы с тобой неплохо покувыркаемся. А раз ты дома одна, никто нам не помешает.

Урод!

Эмберли с силой налегла на дверь. Увлёкшись сладкими речами, Шелдон, похоже, расслабился, перестал напирать, и та захлопнулась достаточно легко. Язычок замка громко цокнул, войдя в паз. Эмберли повернула защёлку и облегчённо выдохнула.

Опять раздалась трель звонка, потом к ней присоединился стук в дверь. Шелдон долбил рукой, а, может, и ногой и что-то орал в щель, прижимаясь лицом к косяку.

Ну и пусть надрывает глотку! Пусть порвет ее в клочья! Поперхнется, заткнётся и уйдёт.