Страх - Франк Тилье (2016)

Вдруг Николя Белланже расхохотался. Да так, что ему даже стало больно внизу живота. Слишком много там накопилось узлов. Но как же давно он не смеялся от всей души!

— Вообще-то, надо бы вас поучить! Хоть один совет: бросайте эту гадость, пока она вас не сожрала.

— Китайская пословица гласит, что надо пользоваться жизнью, пока жив, потому что позже такой возможности не будет.

— Так вы фаталистка?

— А как ею не быть, если мне уже пришлось столкнуться со смертью?

Она пожала плечами и продолжила:

— Да к тому же пора перестать говорить обо всяких гнусностях, сегодня мы уже получили свою дозу.

— Думаю, да.

— Честно говоря, я предпочитаю не думать также и о завтрашнем дне. Это так хорошо — принимать жизнь такой, как она есть, без планов, без ничего. Позволить ей нести себя. Забыться. — Она глубоко вздохнула. — То, что я хочу вам сказать, ужасно, но это расследование, хоть и причиняет мне боль, создает у меня впечатление, что я живу. Порой жизнь начинается по-настоящему, лишь когда знаешь, что смерть близка.

— Вы часто говорите о смерти, но вы же еще молоды.

Сейчас они стояли лицом к лицу. Камиль чувствовала в себе тепло, что-то необычное, беспокоящее. Стихийные чувства, которые, однако, она постаралась подавить. Тут ее часы зазвонили и своим звонком вывели ее из затруднения.

— Пора, — сказала она со вздохом.

— Пора?

Она достала из кармана свой «еженедельник», контейнер с семью отделениями, и вынула оттуда маленькую круглую таблетку:

— Циклоспорин всегда при мне. Это… для сердца. Луазо проголодался.

Она проглотила лекарство, запив его маленьким глотком вина, и показала запястье:

— У меня часы с четырьмя разными сигналами. Два для утра, они следуют друг за другом с разницей в пятнадцать минут, и два для вечера: десять часов и двадцать три часа. Я знаю, двадцать три часа поздновато, но я полуночница, поздно ложусь. А двойной звонок — это на тот случай, если я не услышу первого.

— Предусмотрительно.

— Лучше быть предусмотрительной, когда носишь в груди бомбу замедленного действия.

— И долго вам принимать эти лекарства?

— Пожизненно. Забывчивость быстро ведет к началу отторжения. Сердце работает с перегрузкой, несется на всех парах, впечатление такое, что вот-вот взорвется. — Она поморщилась. — Такое со мной уже случалось, жуть. А чтобы наверстать упущенное, вас пичкают кортикоидами. В общем, сплошное наслаждение.

Ей удалось обратить все в шутку, так надо было. Повисла длинная пауза, и нарушил ее Николя:

— Сегодня за столом все пошло как-то слишком быстро. Мне даже показалось, что я вас чуть ли не вынудил спуститься послезавтра в это гнусное место. Во всяком случае, ничего не сделал, чтобы воспрепятствовать этому. И уже начинаю сожалеть.

— Вы тут ни при чем. Гарантирую, что я бы сделала это в любом случае. Теперь уже не могу повернуть назад. А впрочем, и не хочу.

Она посмотрела на небо. Блестели тысячи звезд, некоторые из них падали. Молодая женщина почувствовала себя свободной, далекой от своей казармы. Больше не катиться по накатанной дорожке, забыть о правилах. Мчаться вперед напролом, не размышляя.

— Сейчас время Персеид, — сказала она. — Эти крошечные метеоры еще называют слезами святого Лаврентия. Если хотите загадать желание, то сейчас самое время.

Но обернувшись, заметила, что Белланже зевает.

— Простите, — сказал он, — но, честно говоря, мое самое заветное желание — это проспать всю ночь. За два дня я спал, наверное, от силы два часа.

— Я и сама не слишком далека от вашего достижения. Думаю, пора идти спать.

— Только не мне, к сожалению, еще с бумажными делами надо разобраться. Гадость, но на завтра нельзя перенести, мой дивизионный комиссар шуток не любит, если понимаете, что я имею в виду.

— У нас в центре тоже такой есть, только в версии полковника.