Страх - Франк Тилье (2016)

Они шли по чистым коридорам, где бродили несколько пациентов в сопровождении медсестер или врачей. Воздух был приятный, ни слишком горячий, ни слишком холодный. В конце концов, здесь, в этих стенах, Камиль чувствовала себя гораздо лучше, чем снаружи.

— Дети у нее есть? — спросила Камиль.

— Нет. Она долго работала на маленьком предприятии, производившем скобяные изделия, но лет пять назад осталась без работы. Да так и не вышла из одиночества и безысходности…

Куда же подевался ребенок, которого она носила? — подумала Камиль.

Она все больше склонялась к мысли, что найденный ею скелетик и есть ребенок Марии. Она показала докторше фотографию, взятую у Николя Белланже, на которой был запечатлен улыбающийся Микаэль Флорес за столом. Он был убит через неделю после того, как Мария попала больницу, так что теоретически мог сюда наведаться.

— Этот мужчина не навещал ее? — спросила она.

— Никогда его не видела. Впрочем, больница у нас большая, пациентов много, а поскольку не я веду Марию Лопес, то не могу быть в этом уверена.

Поднявшись этажом выше, Мариса Кастилья остановилась перед закрытой дверью.

— Она в палате без окна, в ее карте отмечено, что она боится стекол. Мария не опасна, но, несмотря на лечение, может проявлять буйные реакции. Ее предупредили о вашем приходе, но повторяю: я сомневаюсь, что вы многого от нее добьетесь.

— Она понимает по-английски?

— Не знаю. Но меня бы это удивило.

Она открыла дверь и пригласила Камиль войти в палату. Потом заговорила по-испански с Марией, лежавшей на койке, сложив руки на животе. Никакого ответа.

— Невозможно узнать, понимает ли она английский.

— Вы не могли бы остаться, чтобы переводить? — попросила Камиль. — Я немного учила испанский, но… в вашем присутствии будет гораздо проще.

Психиатр бросила быстрый взгляд на часы и согласилась:

— Если только это не слишком затянется…

Камиль посмотрела на Марию, в которой уже не осталось ничего от той женщины, что была запечатлена на снимке. Перед ней лежало похожее на скелет тело в старой белой футболке, полотняных бежевых штанах, зеленых заношенных носках. Казалось, что у нее вместо глаз два кусочка угля. Черные, уже прогоревшие, без малейшего проблеска огня. На первый взгляд она была не способна поднять даже мизинец: похоже, ее сильно накачали лекарствами.

— Я из французской полиции, специально приехала из Парижа, чтобы с вами поговорить.

Кастилья перевела, но пациентка осталась холодна как мрамор. Камиль говорила словно со стенкой. Она заметила изображение Христа над кроватью и Девы Марии на прикроватной тумбочке.

Подойдя поближе, она продолжила:

— Вы знаете Микаэля Флореса?

И тут Камиль увидела, как рука Марии судорожно дернулась. Костистые челюсти задвигались под кожей. Но ее губы оставались плотно сжатыми, а взгляд — ледяным.

Ей стало понятно, что несчастная его знает и что под этим безжизненным панцирем огонь еще не совсем погас.

Она поколебалась, потом бросила:

— Микаэль умер. Его нашли убитым в собственном доме.

Зрачки Марии сузились, словно она увидела что-то за ее плечом. Камиль поймала себя на том, что оглянулась. Разумеется, там никого не было. Но ее пробрала дрожь, хотя она и не подала виду. Спокойно повернулась к пациентке. И заметила, что по щеке старой женщины скатилась слеза. Камиль и психиатр переглянулись.

— Вы хорошо его знали? — спросила Камиль.

Кастилья перевела вопрос, но не получила никакого ответа. Камиль показала портрет Микаэля. Пациентка на него даже не взглянула.

— Микаэль приезжал к вам в Матадеперу? Заходил к вам в больницу, после того как вас сюда доставили?

Молчание…

— А с его отцом вы знакомы? Его звали Жан-Мишель Флорес. Он тоже приезжал в Испанию, давно. Быть может, чтобы встретиться с вами? Увидеться?