Страх - Франк Тилье (2016)

— Да, готов поспорить. Это подтверждает две вещи: что Стикс точно место встречи и что замешанных в это дело по меньшей мере трое: Даниэль Луазо, некто К и, разумеется, Харон, автор послания на стене дома в лесу Алат.

— Главарь банды?

— Может быть. Во всяком случае, тот, кому доставляют девушек. Ты греческую мифологию изучал?

— Давно это было.

— Харон перевозит души умерших через реку Стикс в преисподней… А значит, это как раз тот, кто в нашей версии истории позволил Луазо «пересечь Стикс»…

— То есть проводник, наставник.

Белланже вздохнул и, помолчав, сказал:

— Из письма следует, что при жизни Даниэль Луазо никому не раскрывал местонахождение тайника, в котором прятал девушек. Он был осторожен. Но последнее письмо не смог уничтожить, потому что был уже мертв… С тех пор этот К время от времени заходит на сайт, смотрит, что показывает камера, чтобы узнать, как там обстоят дела с похищенной девушкой. Может, надеется, что она в конце концов умрет от голода.

— Да, похоже, все так и было. У тебя есть прикрепленное фото, о котором он говорит?

Белланже глубоко вздохнул и показал другую распечатку.

— Это что за чертовщина? — пробормотал Робийяр, вытаращив глаза.

На фото была очередная гнусность — отрезанная женская голова с опущенными веками, обритая, безбровая, стоящая на стальном столе. Она была очень белой и казалась почти нереальной, как восковая модель. Несколько зубов были вырваны и лежали перед ней. Крупный план не позволял определить, в каком помещении был сделан снимок.

— Вроде похожа на цыганку, — сказал Робийяр. — Ну, то, что от нее осталось. Наверняка это одна из наших девушек.

— И у меня такое же впечатление. Этот К еще больший псих, чем Луазо.

Робийяр не отрывал глаз от снимка.

— А где тела, черт возьми? В конце концов, мы же их всех найдем, рано или поздно. Двенадцать тел, двенадцать пропавших девушек за год с лишним. Это же не могло пройти незамеченным. Не понимаю.

Пока Робийяр ломал голову, Николя Белланже вдруг как громом поразило. Он сильно побледнел. Паскаль положил ему руку на плечо:

— Ты в порядке?

— Усталость и все такое… Иногда у меня впечатление, будто я сражаюсь с ветряными мельницами. Луазо же был полицейским, ты это осознаешь? Этот тип носил униформу, имел трехцветное удостоверение в кармане. Как с этим можно бороться? С меня хватит, меня уже достал весь этот бред. А ведь мне всего тридцать пять лет. Шарко прав, я уже расстрелял почти все свои патроны.

Он застыл, уткнувшись взглядом в землю. Паскаль Робийяр уже довольно давно чувствовал, что шеф сдает. Он глубоко вздохнул в унылой тишине, царившей вокруг, потом вдруг щелкнул пальцами:

— Я тут кое-что подумал, увидев отрезанную голову. Помнишь зубы в бумажнике? А главное, инициалы внутри?

— Кажется, там было вырезано КП, — равнодушно сказал Белланже.

— Ну да, КП… Может, некоторые зубы из бумажника имеют отношение к этой отрезанной голове? А впрочем, может, и сам бумажник сшит из кожи этой несчастной женщины. Понимаешь, что я имею в виду?

— Что К из этого письма на самом деле КП, который сшил бумажник из человеческой кожи и «преподнес» его Луазо?

— Вот именно.

Робийяр постучал пальцем по фотографии:

— Тогда кое-что можно уточнить. Мы знаем, что письмо было отправлено из орлеанского РБЦ. Там тысячи людей работают, но нам ведь нужны только те, у кого инициалы КП. Если отбросить всех лишних, может и сработать, а?

Белланже кивнул:

— Превосходная идея. Возьмешь на себя? А я попытаюсь связаться с жандармами, которые ведут дело Микаэля Флореса.

— О’кей.

Белланже почувствовал себя немного лучше. На этот раз им было что погрызть — увесистую кость. И открывались четкие пути.

— Ты мне вроде сказал, что у женщины, которую мы ищем, сердце Луазо? — спросил он.

— Точно.