Синдром Е - Франк Тилье (2017)

Перед ней и впрямь стоял Кашмарек, начальник управления полиции, где она служит. Сорок шесть лет, характер железный, главное, чем отличается от остальных, – прямота и суровость. Мертвенный свет неона смазывал черты его квадратного лица, углублял затененные области. Кашмарек посмотрел в сторону кровати, где, почти невидная под простыней, спала девочка:

– Ну и как она?

Люси попыталась завернуться в покрывало поплотнее, неудобно же, если шеф увидит ее почти без одежды. Они не настолько близки.

– Только не говорите, шеф, что вы пришли сюда осведомиться о самочувствии моей дочки! Что случилось?

– А ты как думаешь? Поехали, у нас убийство. Мм… не совсем обычное…

Люси никак не могла взять в толк, зачем шеф сюда-то пришел. Она слегка выпрямилась и сунула ноги в тапочки-зайки.

– Необычное, но какого рода?

– Говорю же, сразу не определишь. Сегодня нам позвонил разносчик газет, который каждое утро, ровно в шесть, заходил к одному из своих клиентов выпить чашечку кофе. Так вот, нынче утром он обнаружил этого своего клиента повешенным на кухонной люстре. Со связанными за спиной руками. И между прочим, выпотрошенным…

– Простите, майор, – прошептала все еще ничего не понимающая Люси, – только я-то тут при чем? Я же в отпуске и…

– Во рту у повешенного была твоя визитная карточка.

16

Когда Люси припарковалась и вышла из машины, полицейские автомобили и фургончик лаборатории криминалистики еще стояли вдоль тротуара на улице Гамбетта. Она не могла оставить Жюльетту до возвращения матери, а та появилась только в девять, ну и надо было хоть немножко поговорить с малышкой, объяснить, что очень скоро они поедут в Вандею, где построят на берегу океана сотни замков из песка и вдоволь наедятся мороженого.

Но сейчас – стоп! Никаких замков из песка, никакого мороженого – всему такому вход в ее голову запрещен! Замкам из песка и мороженому придется уступить место куда как менее приятному: смраду и грязи места преступления.

Кашмарек был уже тут. Еще в больнице Люси успела рассказать ему о фильме – так же, как раньше комиссару Шарко. Узнав, что его подчиненная встречалась с парижанином, узнав, что она за спиной у начальства звонила в Центральное управление, начальник управления регионального дико разозлился, просто взбесился. Ладно, они сведут счеты потом.

Люси вошла в гостиную реставратора кинопленки Клода Пуанье, и в горле у нее встал комок. Комната в свете мощных галогеновых ламп – они были необходимы, чтобы не пропустить ни единой улики, – выглядела безжизненной. Тот или те, кто зря потратил время у Люка Сенешаля и у Шпильмана, здесь преуспел: коллеги, производившие обыск в доме реставратора, не обнаружили никаких следов таинственной бобины. Люси, прикусив губу, покачала головой:

– Клод погиб из-за меня. Это я привела сюда убийц. Если бы не я, он жил бы себе и жил, а теперь…

Люси присела на корточки, погладила кошку, которая терлась о ее ноги, вздохнула:

– Что с тобой теперь будет?

Кашмарек сунул под нос подчиненной фотографии:

– Теперь уже ничего не исправишь: что сделано – то сделано. И мы здесь не для того, чтобы плакать.

Люси снова печально вздохнула, но спорить не стала, взяла из рук шефа снимки с места преступления и принялась их рассматривать. Десятки прямоугольничков, запечатлевших смерть, жуткое зрелище, до рвоты жуткое. А Кашмарек комментировал, тыча пальцем в отпечатки:

– Его связали, заткнули ему рот и повесили. Вон там, на крюке от люстры. Шею обмотали пленкой. С трудом могу себе представить, чтобы это мог сделать один человек. Тут такие высокие потолки, что должны были, думаю, действовать как минимум двое: один поднимает жертву, другой вешает.

– Комиссар Шарко, занимающийся граваншонским делом, тоже выдвинул гипотезу о двух убийцах… Похоже, мы здесь имеем дело с теми же субъектами.

Майор указал на кресло: