Укрощение - Камилла Лэкберг (2016)

— Может быть, с нами ты попала в своеобразный замкнутый круг — так долго держала все в себе, что сейчас это уже невозможно выпустить наружу? — спросила Улла, наклонив голову. Лайла не раз задавалась вопросом, не учат ли их этому на занятиях по психологии. Все терапевты, с которыми ей приходилось иметь дело, повторяли это движение.

— Какое все это теперь имеет значение? — вздохнула она. — Ведь это было так давно…

— Да, но ведь ты все еще здесь. И в каком-то смысле мне кажется, что это твой собственный выбор. Похоже, ты вовсе не тоскуешь по другой жизни, за стенами тюрьмы.

Знала бы Улла, насколько она права! Ковальская не хотела бы жить за пределами тюрьмы — она даже не представляла себе, как такое возможно. Но это была еще не вся правда. Она никогда и не осмелилась бы жить за пределами тюремной камеры. Она боялась жить в том мире, в котором настолько близко увидела зло. Тюрьма — единственное место, где она чувствовала себя в безопасности. Возможно, жизнь тут была не ах, однако это все же была жизнь — и на сегодняшний день женщина не представляла себе другой.

— Я не хочу продолжать разговор, — сказала Лайла и поднялась.

Улла внимательно смотрела на нее. Казалось, она видит заключенную насквозь, но та надеялась, что ей это только кажется. Есть такие вещи, которые, как ей очень хотелось верить, никто никогда не узнает.

* * *

Обычно девочек отвозил в конюшню Дан, но сегодня у него на работе случился какой-то аврал, и их привезла Анна. Она по-детски радовалась, что муж попросил ее выручить его — что он вообще ее о чем-то попросил. Однако визита в конюшню женщина предпочла бы избежать. Лошадей она ненавидела всей душой. Большие животные вызывали у нее страх, заложенный еще в детстве принудительным обучением. Ее маме Эльси пришла в голову идея, что им с Эрикой надо обучаться верховой езде. Идея превратилась в двухлетний период мучения для обеих сестер. Для Анны так и осталось загадкой, как другие девушки на конюшне могли так обожать лошадей. Сама она считала их совершенно ненадежными, и до сих пор ее сердце начинало биться чаще при одной мысли о том, каково было цепляться за гриву вставшего на дыбы коня. Вероятно, животные за милю ощущали ее страх, но это уже не имело значения. Анна собиралась только отвести к лошадям свою дочь Эмму и дочку Дана Лисен, а потом удалиться на безопасное расстояние.

— Тира! — воскликнула Эмма, выскакивая из машины и кидаясь к идущей через двор девочке. Она буквально бросилась к ней в объятия, а та поймала ее и закружила.

— Ух ты, как ты выросла с прошлого раза! Скоро ты и меня перегонишь! — сказала Тира со слабой улыбкой, и Эмма засияла от счастья. Эта юная наездница была ее кумиром среди старших девочек, которые всегда толклись в конюшне, — Эмма просто обожала ее.

Анна подошла к ним. Лисен унеслась в конюшню, едва выбравшись из машины, — мачеха знала, что в глаза не увидит ее, пока не настанет время ехать домой.

— Как дела? — спросила женщина, похлопав Тиру по плечу.

— Ужасно, — ответила девочка. Глаза у нее были красными — казалось, она не спала всю ночь.

В дальнем конце двора появилась еще одна фигура, движущаяся к конюшне. Через несколько секунд Анна разглядела в предвечерних сумерках, что это Марта Перссон.

— Привет! — сказала она, когда владелица конюшни приблизилась. — Как у вас тут дела?

Ей всегда казалось, что Марта очень красива — четко очерченные черты лица, высокие скулы, темные волосы… Однако сегодня вид у фру Перссон был усталый и измотанный.

— Полная неразбериха, — мрачно ответила хозяйка лошадей. — А где Дан? Ты, насколько я понимаю, не ездишь сюда по доброй воле.

— Ему пришлось остаться работать сверхурочно, — объяснила Анна. — У них на этой неделе индивидуальные беседы со всеми сотрудниками.