Природа зверя - Луиза Пенни (2017)

Жан Ги сидел на диване, удивляясь тому, что история, которая могла и должна была стать очень трогательной, оказалась испорченной инфантильными, корявыми стихами и глупыми попытками заставить рифмоваться нерифмующиеся слова. Бовуар не был уверен, что «собака» и «сбоку» рифмуются.

Жаль. Идеи Лепажа, его голос, музыка были мощными. А вот стихи – merde. Их не стоило выпускать в свет. Интересно, как продавалась пластинка?

Жан Ги подыскивал слова, рифмующиеся с merde, когда появилась Рут. И свирепо посмотрела на него.

– Наслушался? – спросила она. – Если и дальше будешь продолжать, у тебя мозг размягчится и начнет вонять.

– Откуда вы знаете? Вы уже слышали эти песни?

Старая поэтесса подошла к своему проигрывателю и вернулась к дивану с пластинкой Ала в руках. Ее собственным экземпляром.

– Откуда она у вас? – спросил Бовуар, беря у нее пластинку.

– Он выпустил ее за свой счет. Я купила одну и прослушала из вежливости, но это дерьмо.

И тем не менее, подумал Бовуар, она сохранила пластинку. Пластинка не попала на благотворительный базар. Или в мусорный бачок. И с чего это вдруг Рут стала вежливой? Или, может, вопрос нужно ставить иначе: когда она стала невежливой?

– Поначалу он пел на улице в Кауансвилле, – сказала Рут. – Иногда играл в boîtes à chansons[46] в Монреале, но по большей части пел в разных кафе поблизости. Тогда еще Габри и Оливье не открыли бистро.

– Он там больше не играет? – спросил Бовуар.

– Нет, – ответила Рут. – Слава богу, он перестал петь.

Жан Ги положил конверт лицевой стороной вниз. Не хотел смотреть на улыбающегося молодого человека с окладистой рыжей бородой, даже не подозревавшего, какая боль ждет его через несколько десятилетий.

– Каким образом Ал Лепаж перебрался через границу? – спросил Жан Ги.

– Он бежал, я думаю. А за ним, наверно, гналась толпа любителей музыки.

– Лепаж говорит, что он пришел из Вермонта. Но как он нашел Три Сосны? Ведь не просто случайно набрел? Видимо, кто-то ему помогал.

– Может, ему суждено было найти Три Сосны, – сказала Рут.

Она встала и взяла Розу на руки.

– Вы в это не верите.

– Ты и представить себе не можешь, во что я верю, – отрезала она, потом немного смягчилась и стала подниматься по лестнице в свою спальню. – Выключи свет, когда будешь уходить.

– Вы идете наверх проблеваться? – спросил он ей вслед и услышал донесшийся из темноты смешок.

Жан Ги откинулся на спинку и стал слушать музыку, пытаясь не обращать внимания на стихи. Что-то про…

«Купи, купи вкусные пироги».

Нет-нет, подумал Бовуар. Вот уж точно нет.

«Приехал на „тойоте“, как вы тут живете…»

Он перестал слушать слова и постарался вспомнить разговор после обеда, когда они с Изабель пошли от Клары к Гамашам, чтобы он мог взять пластинку, и они успели наскоро обсудить прошедший вечер.

– Мне показалось странным, – сказала Изабель, когда они расположились в гостиной Гамашей, – что ни агенты КСРБ, ни Розенблатт не обратили внимания на показатели успеваемости доктора Булла. И еще на то, что, возможно, был и другой, настоящий конструктор, действовавший закулисно. Ведь все эти данные имелись. Даже мадам Гамаш обратила на них внимание.

– Спасибо, дорогая, – откликнулась Рейн-Мари.

– Désolé. Но вы поняли, о чем я. Эти двое считаются специалистами по Джеральду Буллу и профессионалами по расшифровке информации, почему же они ничего не заметили?

Арман кивнул:

– Ну и как ты думаешь – почему? Кроме очевидного ответа, что Рейн-Мари умнее всех их, вместе взятых.

– Merci, mon cher, – улыбнулась мадам Гамаш. – Знаешь, многие гении плохо учились в школе. Может, и доктор Булл из их числа.

– Может быть, – сказал Жан Ги. – Но я уверен, что ребята из КСРБ и, вероятно, профессор Розенблатт прекрасно все заметили. Они просто надеялись, что мы это пропустим. Они отлично знают, что в «Проекте „Вавилон“» участвовал кто-то еще.