Безликий - Павел Корнев (2017)

Но главное – вампир! Бритый наголо кровосос оказался болезненно худым юношей с белой кожей и окровавленным ртом. Одеждой ему служила набедренная повязка, да еще на шее был застегнут металлический ошейник с проушиной для цепи.

Глаза молодого человека – человека?! – затягивала непроглядная чернота, он подобрался для прыжка, и, упреждая бросок, Альберт Брандт резко скомандовал:

– Замри!

Сила таланта сиятельного остановила вампира на полушаге, он враз растерял свою противоестественную грацию, превратился в неподвижную скульптуру. Меня приказ зацепил лишь самым краем, но и так странно изменившийся голос поэта, казалось, приморозил ноги к полу.

Я нервно передернул плечами, стряхивая оцепенение, и шагнул к пареньку. Кровосос напрягся, и Альберт поспешно повторил:

– Стой! Закрой глаза! Усни!

Но что-то явно пошло не так: вампир хоть и не мог пошевелить ни рукой, ни ногой, засыпать не торопился и продолжал буравить нас злым взглядом. План поэта отправился псу под хвост.

Если Альберт поначалу и растерялся, то очень быстро справился с оторопью, и вновь заговорил, но теперь от резких приказов перешел к мягкому убеждению. Слова лились из него нескончаемым потоком, и очень скоро кровосос расслабился и обмяк.

Продолжая удерживать его на прицеле пистолета с глушителем, я подошел к хозяйской кровати и взглянул на толстяка. Тот находился в полудреме, по губам его блуждала блаженная улыбка, а полное лицо лучилось счастьем. Чем-то он напомнил человека, накурившегося опиума.

– Засыпай! – продолжал твердить Альберт, глаза которого уже сияли ярче фонаря. – Расслабься! Просто отдохни. Ты ведь так устал, а теперь твое тело наполняет легкость…

Слова поэта возымели действие, голова вампира мотнулась, он оступился и уселся на пол. Но пока еще не уснул. Силы сиятельного были небезграничны, на миг он прервался и попросил:

– Дай вина!

На столе стоял бокал с чем-то красным; я взял его и на пробу отпил. Рот наполнил соленый и металлический вкус крови. Я покатал ее языком по небу и сплюнул на пол.

На грани сознания зашевелились смутные воспоминания, будто раньше уже доводилось прикладываться к кубку с кровью. Но было такое на самом деле или просто разыгралось воображение, разобраться не удалось.

– Вина! – вновь прохрипел Альберт.

– Это кровь! – ответил я.

Вампир встрепенулся и начал сбрасывать навеянное словами поэта оцепенение, тогда я переложил пистолет в левую руку, а в правой сжал алюминиевый кастет. Примерился и аккуратно, но сильно врезал юноше в висок. Тот как подкошенный рухнул на пол.

– Помогай!

Вдвоем мы запихнули потерявшего сознание кровососа в мешок, для надежности перетянули его веревками и выволокли из спальни. Тощий как щепка юноша оказался не слишком тяжелым, но тащить обмякшее тело было на редкость неудобно. Со второго этажа на первый его получилось спустить на лифте, и даже так, пока донесли вампира до фургона и погрузили в кузов, вымотались сверх всяких мер. Но не надорвались – и ладно.

Альберт выехал со двора, а я, прежде чем запрыгнуть к нему в кабину, прикрыл за нами ворота. Фургон покатил прочь, но направились мы не к поэту, а на залитую лучами заходящего солнца набережную Ярдена.

– Это совсем молодой вампир, – сказал Альберт Брандт, останавливая фургон на обочине дороги. – Его обратили совсем недавно, и он почти не контролирует свою силу. Солнце просто сожжет его.

В кузове послышался стук, я выбрался из кабины и откинул запор с задней дверцы.

– Выходи, открыто!

Шум в кузове стих.

Молодые вампиры лишь немногим отличаются от зверей, в узде их держит только страх. Например, страх оказаться посреди залитого солнечным светом тротуара.

– Если ты поможешь нам, – произнес я, не повышая голоса, – мы заплатим и вернем тебя обратно. Ну а нет – тогда выметайся из кузова. У нас полно дел.