Всё начинается со лжи - Елена Лабрус (2020)

— Я беременная, дебил. Это гормоны, ясно? А хочешь тест на отцовство, так давай сделаем, делов-то, — фыркнула она.

— Я хочу? Я? Сама ты дебилка, — хмыкнул я. А потом засмеялся.

Мне и правда стало смешно. Я вдруг понял, почему она так легко ушла, почему напевала, собирая свои вещи. Она ведь была уверена, что папа всё порешает. До сих пор уверена, что порешает. Что никуда я не денусь. Как всегда. Всё равно.

Я ведь ляпнул про её синяки не потому, что наболело. Я и так был уверен, что ребёнок мой, но она с кем-то трахается. И совершенно точно мне на это было наплевать. Не плевать мне с кем сейчас Эльвира. Потому что ревность — это чувство собственное, мучительное сомнение в чьей-либо любви, преданности и верности. А любовь и верность я мучительно желал совсем от другой женщины, не от Юлии Пашутиной. Отношениями с этой, что стояла сейчас, уперев кулаки в бока, я был сыт по горло.

— Выйди, я сказал! Погуляй вон с собакой, — сменил Пашутин тон на более мягкий, обращаясь к дочери, но суровый взгляд из-под бровей не смягчил. — Юля, я прошу.

— Ладно, — подхватила она с подушки шавку, такую мелкую, что я её даже не заметил.

И даже удивился, что Пашутин обзавёлся питомцем. Впрочем, он меня сегодня удивлял не переставая. Например, тем, что серьёзно болен. Возможно, пережил сердечный приступ, инфаркт или инсульт, от которого ещё не оправился. А ещё, что так просто не собирался меня отпускать.

Чувствуя, что заживо варюсь, я скинул пальто на спинку стула я присел напротив Пашутина в кресло, готовясь удивляться ещё больше.

— А я ведь относился к тебе как сыну, — процедил он сквозь зубы, когда Юлька хлопнула дверью. — Думал, породнимся, свой бизнес тебе доверю, раз уж бог мне сына не дал. А теперь, — он стиснул зубы, и неприятно ощерился, растянув губы в подобие улыбки.

В его отцовские чувства я не верил. Как и в приступ великой щедрости. В то, что Юльку он решил пристроить в надёжные руки — легко. В то, что хотел, чтобы я присмотрел за его активами — охотно. Но исключительно в качестве управляющего, то есть его план — воспользоваться моими личными ресурсами и знаниями в своих целях, называя их «семейными» интересами. Он даже акции «Север-Золото» обещал не мне, а дочери, когда она выйдет за меня замуж. А она уже по настоянию отца должна была отдать их мне в доверительное управление. И то, что речь он заведёт именно про акции, даже не сомневался.

— Думаю, тебя не удивит моё предложение. — Голова его продолжала как-то нехорошо дёргаться, чего я раньше за ним никогда не замечал. Он откашлялся. — Но, если ты женишься, я отдам семь процентов «Севера» не Юльке, а лично тебе.

Я тяжело вздохнул.

— Тот неловкий момент, когда продаёшь дочь за большие деньги, но забыл спросить, а нужны ли они мне? И ваша дочь, и ваши акции.

Он нахмурился, словно смысл моих слов до него не дошёл. И меня не на шутку встревожил его рассеянный взгляд. Может, он поэтому и перебрался в США, чтобы лечиться там, и, скорее всего, анонимно. Потому что слабость владельца компании — это очень плохо для бизнеса. Может, потому он практически нигде больше и не появляется. Меньше стал общаться с отцом. И, похоже, не посвящал в свои проблемы даже дочь. Она и не знала, пока ей не приспичило к нему приехать.

— Владимир Олегович, — кашлянул я. — Для меня не имеют значения деньги, акции и прочие материальные ценности, когда речь идёт о женщине. Если бы у нас с Юлей всё было хорошо, я бы женился даже не будь у неё за душой ни гроша. Но мы слишком долго прожили вместе, чтобы понять: я не смогу сделать её счастливой. Мы расстались именно поэтому. Это не любовь.

— Любовь, морковь, — передразнил он, словно вновь обретая ясность ума. Много ты понимаешь. А знаешь поговорку: стерпится - слюбится?