Ди-джей - Васильев Иван Сергеевич

— Знаете, что? — начал выходить из себя присутствующий. — Там написано, что вы мне обязаны для временного проживания предоставить место в мужском общежитии.

— Дорогой вы мой человек! — синий туман двумя струями вновь начал струиться из носа. — Я бы для вас, да со всей душой, не только место в мужском общежитии, но и комнату выделил и даже одного в комнате поселил. Но!!! Поймите, у меня нет ничего свободного. И в ближайшее время не предвидится. Всё занято и даже очередь стоит, на полгода вперёд. — Он значительно поднял палец и посмотрел в сторону угла. — А вчера мне одни даже взятку предлагали… — Рыбу с жареной картошкой на углях принесли! А ещё насильно напоить "Ситро" хотели!

— Так, что, для вас… — он в последний раз затянулся самокруткой, поплевал на нее и, тыкнув в пепельницу, придавил. Потом задумался, глядя куда-то поверх и мимо "ссыльного врага народа с доказанной подрастрельной статьёй" и твёрдо похрустывая суставами пальцев заявил… — Ничего нет!!!

— Хм… хм, — проснулся молчавший до этого в углу комнаты участковый. Он встрепенулся как воробей, поправил на боку полевую сумку.

— Виктор Степанович, давайте по сути дела, — милиционер произнес тяжелым чугунным голосом, словно забивая гвозди в шершавую доску. — Капитан Смирнов лично просил разместить молодого человека на период выяснение обстоятельств его появления в Москве.

— И тем не менее, товарищ сержант, у меня, ничего… нет!

— Хотя… постойте! — кастелян тут же поменял своё решение. Он напоследок сильно затянулся самокруткой, поплевал на нее и, резво ввинтил в пепельницу. — Если Петр Игнатьевич обращается… лично!!! То-о, есть один вариант… Однако не знаю, подойдет ли он нашему гостю? На женском этаже есть бывшая сушильная комната. Места там не много, но на койку и тумбочку хватит. Сейчас лето — апартаменты стоят свободными. Переоборудуем в спальную комнату и пусть живет себе на здоровье.

— Что, молодой человек, в сушилку жить пойдете? — милиционер требовательно посмотрел на потерявшегося во времени, пространстве и у себя в голове гражданина. — На женском этаже?

— Пойду, — сквозь зубы, зло произнес человек со справкой на руках.

— Вот и ладно, — участковый довольно улыбнулся и добродушно пробубнил. — Значит договорились. Живи пока в сушилке, а там либо родственники найдутся с жилплощадью или ещё что-нибудь подберём.

— Расписывайся, — начальник женского общежития достал из стола желтоватый бланк и нехотя пододвинул его Максиму под нос.

Потерявший память порозовел от волнения. Долго прилаживался к документу, придирчиво оглядывал ручку, которую подал ему "ветеран НКВД", и неожиданно расписался с такой закорючкой, что милиционер ахнул.

— Как министр, — похвалил он.

Но кладовщик взглянул на подпись и недовольно поморщился. "Что за народ? Расписаться, как следует, и то не умеют. Темнота! Пойми теперь, кто из жильцов приложил руку. Вот это, например, какая буква? А вот эта? Ох, выучили на свою голову "врагов народа"… — Теперь сядут на шею и ноги свесят.

3.

Дневной сон тяжелой поволокой спеленал Максима. В голове спящего человека калейдоскопом появлялись, проносились чередой и быстро исчезали какие-то бессвязные воспоминания, иллюзии, фрагменты. Мозг пришельца, даже во сне пытался преодолеть глухую бетонную стену забвения, перекрывшую возможность пользоваться памятью. Иногда во время сна, словно ответ на его переживания, рядом с входной дверью появлялось еле заметное, почти невидимое глазу, серое, размытое пятно. Оно мерцало, переливалось, меняло цвет, двигалось. Порой принимало очертания каких-то фигур, предметов: Квадрата, овала, а иногда смутно походило на контуры дверного проема. Поколебавшись бликами, оно замирало или быстро растворялось на фоне стены выкрашенной в темно зеленый цвет.

Кто-то легонько тряс за руку задремавшего на койке Максима. Он проснулся, протер кулаком слипшиеся глаза, поднялся и сел на кровать. Придирчиво посмотрел на незнакомку.