Не?свобода - Татьяна Богатырева, Евгения Соловьева (2019)

А я смотрела на него. На смуглую шею в расстегнутом воротничке белой рубашки, на трепещущие крылья носа, чуть прищуренные глаза, хищную полуулыбку. Небрежную игру длинных ухоженных пальцев – со вторым шариком и зажимом. Смотрела, и понимала: мне это чертовски нравится! То, что он дразнит меня. Смущает. Наслаждается моим послушанием. То, что я стою перед ним, одетым, в одних чулках, и ласкаю себя по его приказу.

Второй шарик он тоже дал мне облизать, а вот вложил – сам. А потом прошелся пальцами между моих ног, потянул мгновенно увлажнившиеся складочки вниз и надел зажим. Это было настолько горячо и непристойно, – особенно мысль, что он сейчас готовит меня для Кея, – что мне стоило большого труда не стонать в голос. И еще ощущения… как будто Бонни продолжает меня ласкать, сжимает жесткими пальцами – сильно, до боли, и между ног наливается жаром и пульсирует. И при каждом движении чертовски остро ощущается посторонний предмет в самом интимном месте, не позволяя возбуждению ослабнуть.

Но насколько непристойно это выглядит, я поняла, лишь когда Бонни поставил меня перед зеркалом и велел:

– Посмотри, как ты красива.

Красива?.. Вот эта развратная девица с торчащими сосками, припухшими губами, раскрасневшаяся и встрепанная, голая, без косметики, но с розовыми следами флоггера на бедрах – красива? У мужчин какое-то совсем другое представление о женской красоте.

Прижавшись ко мне сзади, Бонни накрыл мой лобок рукой и коснулся кончиками пальцев зажатого металлом клитора. Я задохнулась от болезненно-острого удовольствия, закрыла глаза…

– Mia dolce, смотри на себя, – приказал он и провел пальцем с нажимом.

Я вскрикнула и распахнула глаза. На этот раз боль была сильнее, и как-то особенно ярко ощущалась шершавость кожи на подушечках пальцев. И… я не могла ослушаться.

Опустив взгляд, я залилась жаром вся. Сама удивилась – вроде бы ничего особенного, уж точно картина ничуть не более непристойная, чем Бонни с ромашкой между ягодиц. Просто блестящие висюльки, привлекающие внимание к зажатым между двумя серебристыми полосками нижним губам – гладким, темно-розовым от прилива крови, набухшим. Черт… вот в таком виде – идти к Кею? Ужинать, сидя на этом?! Три раза черт!

Пока я пыталась смириться с этой мыслью, Бонни достал что-то из шкафчика, поднял мои волосы – и надел на меня колье-ошейник. Черная мягкая кожа, серебряные заклепки и пряжка. Поцеловал шею сзади, над ошейником, огладил мои плечи и шепнул:

– Ты прекрасна.

– Тебе правда нравится, Бонни?.. – почему-то мне безумно хотелось услышать его похвалу еще.

– Сегодня – мой лорд и никак иначе, детка, – от его голоса меня пробрала дрожь, словно я правда вдруг оказалась в полной его власти. – Да, ты мне нравишься такой. Очень нравишься.

– Спасибо, мой лорд, – называть его так было очень странно, но… пожалуй, это мне тоже нравится.

За ошейником последовали наручи, в том же стиле. Затем – черные чулки со стрелками. Их я надевала сама, а Бонни смотрел, лишь велел мне повернуться так, чтобы я тоже видела себя в зеркале. И под конец – туфли и платье. Длиной до резинки чулок, из черного шелкового кружева, подчеркивающее фигуру и донельзя непристойное. В нем я казалась еще более раздетой, чем без него.

Последним штрихом были волосы. Бонни поднял их наверх, небрежным узлом, и заколол таким же зажимом с висюльками. Эстет, черт подери.

Такой же эстет, как их снобское лордство. Лорду точно понравится. Его жена выглядит как девочка из дорогого эротического шоу, причем девочка, которую только что хорошенько отымели. Он же сам и отымел. И с удовольствием повторит, я по глазам Бонни вижу, что этому платью жить не дольше сегодняшнего ужина.

12