Воронята - Мэгги Стивотер (2012)

Запинаясь в латыни — даже в классе он редко говорил на латинском, к тому же, было странно пытаться перевести в голове свои мысли из слов, которые можно увидеть написанными, в слова, которые могут быть сказанными — Гэнси произнес:

— Hic gaudemus. Gratias tibi … loquere… loqui pro nobis. — Он взглянул на Ронана. — Как мне спросить, почему вы не можете их слышать?

— Боже, Гэнси. Если бы ты уделял больше внимания… — Закрыв глаза, Ронан раздумывал мгновение. — Cur non te audimus?

Гэнси не потребовался перевод Ронана, чтобы понять ответ деревьев: латинский был достаточно прост.

Он озвучил:

— Дорога не бодрствует.

— До… энергетическая линия? — предположила Блу. И добавила немного задумчиво: — Но это не объясняет, почему только ты и Ноа можете их слышать.

Деревья прошелестели:

— Si expergefacere via, erimus in debitum.

— Если ты разбудишь линию, они будут у тебя в долгу, — произнес Ронан.

На мгновение они все замолчали, глядя друг на друга. Этого всего было много, чтобы принять. Ведь не просто деревья разговаривали с ними. Деревья сами по себе были разумными существами, способными к наблюдению за их передвижениями. Это только деревья в этом странном лесу, или все деревья следили за каждым их шагом? Всегда ли они пытались заговорить с ними? Не было способа узнать, хорошими или плохими являлись эти деревья, Любили или ненавидели они людей, имелся ли у них характер или сострадание.

«Они были, словно чужие», думал Гэнси. «Чужие, с которыми мы обращались очень плохо долгое время. Если бы я был деревом, у меня бы не было причин любить людей».

Это происходило. Все эти годы он искал это.

Гэнси сказал:

— Спроси их, знают ли они, где Глендовер.

Адам выглядел встревоженным. Не задумываясь, Ронан перевел.

Секунда потребовалась шипящим голосам, чтобы ответить, и снова Гэнси не нужен был перевод.

— Нет, — произнес Гэнси.

Что-то внутри него сжималось, сжималось и сжималось, пока он не задал этот вопрос. Он думал, что ответ на этот вопрос принесет облегчение, но не принес. Все остальные смотрели на него; он не был уверен почему. Может, что-то на его лице было неправильным. Это ощущалось неправильным. Он отвел глаза от всех и сказал:

— Очень холодно. Valde frigida. Какой дорогой нам выйти? Пожалуйста? Amabo te, ubi exitum?

Деревья зашептали и зашелестели, и Гэнси осознал, что он мог ошибиться. Это мог быть только один голос все это время. Он даже не был окончательно уверен, что когда-либо слышал его громко, теперь, когда размышлял об этом. Возможно, все говорилось прямо в его голове все это время. Эта мысль лишала самообладания и отвлекала. Ноа пришлось прийти на помощь и повторить все, что было сказано, и Ронану пришлось думать долгое время, прежде чем перевести.

— Простите, — сказал Ронан. Он слишком сильно концентрировался, чтобы не забыть выглядеть крутым и неприветливым. — Это сложно. Это… Они сказали, что нам нужно вернуться через год. Напротив… дороги. Линии. Они сказали, если мы будем возвращаться вдоль ручья и повернем налево у большого… клена? Platanus? Думаю, клена. Тогда мы найдем что-то, что, они думают, мы ищем. Потом мы будем способны выйти из леса и найти свой путь в наше… в наш день. Я не знаю. Я пропустил куски, но думаю… Извините.

— Все нормально, — заметил Гэнси. — Ты справляешься действительно хорошо. — Низким голосом он спросил у Адама: — Думаешь, нам стоит последовать туда? Мне пришло на ум, что мы не можем им доверять.

Морщины на лбу Адама говорили о том, что с ним тоже произошло такое же, но он ответил:

— У нас есть иной выбор?

— Я думаю, нам следует им доверять, — сказала Блу. — Они знали меня и Ронана. Откуда-то. И на камне не было написано не доверять им. Правильно?

Ее слова имели смысл. Почерк Ронана, с большой заботой доказавший свое происхождение, дал им подсказку заговорить деревьями, а не предупреждал их.