Воронята - Мэгги Стивотер (2012)

— Я не хочу перебивать. Но через три или семь минут, — сообщила Персефона, — воронята Блу собираются спуститься по улице и остановиться напротив дома, а пока они решают каким бы образом убедить ее украдкой уйти с ними.

Ее мама потерла складку между бровями.

— Я знаю.

Сердце Блу заколотилось.

— Это кажется ужасно своеобразным.

Персефона и Мора обменялись быстрыми взглядами.

— Это еще одна вещь, в которой я не была до конца откровенна, — вздохнула Мора. — Иногда Персефона, Кайла и я хорошо работаем со своеобразностями.

— Только иногда, — повторила Персефона. А затем, чуть печальнее: — Кажется, все чаще и чаще.

— Все меняется, — сказала Мора.

Еще один силуэт возник в дверном проеме. Кайла произнесла:

— И Нив все еще не вернулась. И испортила машину. Она не заводится.

За окном послышался звук притормозившего напротив дома автомобиля. Блу с мольбой взглянула на мать.

Вместо ответа, Мора посмотрела на Кайлу и Персефону.

— Скажите, что мы ошибаемся.

Персефона мягко заметила:

— Ты знаешь, что я не могу тебе этого сказать, Мора.

Мора встала.

— Ты идешь с ними. Мы позаботимся о Нив. Надеюсь, ты понимаешь, насколько это серьезно, Блу.

Блу ответила:

— Я подозреваю.

44

Есть деревья, и есть деревья ночью. Они после наступления темноты превращаются в бесцветную, безразмерную и движущуюся массу. Когда Адам добрался до Энергетического пузыря, он был похож на живое существо. Ветер в листьях будто был легкими на вдохе, а шипение дождя по кронам напоминало выдох.

Адам навел луч фонарика на край деревьев. Свет едва проникал в лес, поглощенный порывистым весенним дождем, который начал впитываться в его волосы.

«Жаль, что я не сделал этого днем» подумал Адам.

Он не боялся темноты. Боязнь означала безотчетный страх, и Адам подозревал, что и без того есть чего бояться в Энергетическом пузыре после захода солнца. В конце концов, он рассудил, что если Велк здесь и пользуется фонарем, он заметит его.

Это было слабое утешение, но Адам зашел слишком далеко, чтобы повернуть назад. Он еще раз огляделся вокруг — ему всегда здесь казалось, что за ним наблюдают — и затем перешагнул через невидимый бурлящий ручей в лес.

И стало ярко.

Опустив подбородок, он зажмурился и прикрыл лицо фонарем. Его веки горели красным цветом из-за разницы между тьмой и светом. Медленно он открыл их снова. Лес вокруг сиял в свете дня. Пыльные золотые лучи пронзили кроны и сделали пестрым тонкий ручеек слева от него. В косом свете листья были желтыми, коричневыми и розовыми. Мохнатый лишайник на деревьях казался темно-оранжевым.

Кожа на его руке прямо на глазах стала розоватой и загорелой. Воздух двигался медленно вокруг него, каким-то образом осязаемый, золото расслаивалось, каждая пылинка была заметна.

Не было никакого признака ночи, и никакого признака кого-нибудь еще в деревьях.

Наверху пела птица — первый, как он помнил, звук в лесу. Это была длинная, призывная песня, всего из четырех или пяти нот. Похоже на звук охотничьего рога осенью. Далеко-далеко-далеко. Это и пугало и опечаливало его, печать горько-сладкой красоты Энергетического пузыря.

«Этого места не должно существовать» рассуждал Адам и тут же подумал обратное. Энергетический пузырь стал ярким, как только Адам пожелал, чтобы он не был темным, точно так же, как он изменил окраску рыб в водоеме, как только Гэнси подумал, что лучше бы они были красными. Энергетический пузырь был столь же буквальным, как и Ронан. Он не знал, мог ли мыслью заставить пузырь исчезнуть, и не хотел этого знать.

Он должен охранять свои мысли.

Выключив фонарь, Адам бросил его в сумку и пошел вдоль тоненького ручья, за которым они следовали в первый раз. Из-за дождя он увеличился, поэтому было легче идти за ним через недавно разглаженную траву под горку.