Лед - Бернар Миньер (2012)

В письменном столе лежали папки, школьные тетради и учебники, куча ручек, фломастеров и скрепок. В среднем ящике — сшитая спиралью тетрадь с рисунками. Сервас открыл ее. У Алисы был настоящий талант. Рисунки карандашом и фломастером говорили о верной руке и остром глазе, хотя и грешили излишним академизмом. В нижнем ящике — снова резинки для волос и расческа, на которой осталось несколько белокурых волосков, щипчики для ногтей, несколько тюбиков губной помады, аспирин, пачка сигарет с ментолом и прозрачная пластмассовая зажигалка. Он стал открывать папки и тетради из первого ящика: письменные работы, сочинения, черновики… Отложив их в сторону, Сервас подошел к маленькому стереопроигрывателю, стоявшему на ковре в углу. Он служил и для прослушивания CD, и как радио. Его тоже покрывал толстый слой пыли. Сервас подул сверху, подняв серое облачко, потом открыл одну за другой ячейки для дисков. Ничего. Он двинулся в сторону большого зеркала и стены с фотографиями. Одни были сделаны с такого близкого расстояния, что лица на них, казалось, прижимались носами к объективу. На других оставалось место для фона: гор, пляжа или колонн Парфенона. На фото в основном были девочки возраста Алисы, причем одни и те же. Иногда попадались один-два мальчика, затесавшихся в группу девчонок. Но фотограф не отдавал предпочтения ни одному из них. Школьные экскурсии? Сервас долго разглядывал пожелтевшие, выцветшие от времени снимки.

Что же ему хотелось найти? Вдруг он застыл возле одной фотографии. Человек десять подростков, среди них Алиса, стояли возле баннера с надписью «Лагерь отдыха „Пиренейские серны“». Алиса тоже посещала этот лагерь. Он заметил, что на всех фотографиях она была в середине. Самая хорошенькая и светлая — в центре внимания.

Зеркало.

На нем была трещина.

Кто-то в него чем-то запустил, и предмет, брошенный с немалой силой, оставил на нем характерную звездочку, от которой по диагонали шла длинная трещина. Алиса? Или ее отец в момент отчаяния?

Между рамой и стеклом были засунуты почтовые открытки, тоже пожелтевшие от времени. Отправлены из Иль-де-Ре, Венеции, Греции и Барселоны. Многие выпали на комод и на ковер. Одна из открыток привлекла внимание Серваса. «Ненастная погода, как мне тебя не хватает». И подпись: «Эмма». На комоде рядом с выпавшими открытками лежал палестинский платок, тампоны для снятия макияжа и синяя обувная коробка. Сервас открыл ее. Письма… От мысли о письмах самоубийц, которые лежали в папке Сен-Сира, у него по спине пробежала дрожь. Он стал просматривать их одно за другим. Письма были наивные и забавные, написанные лиловыми или фиолетовыми чернилами. В них не содержалось ни малейшего намека на то, что вот-вот должно было случиться. Надо бы сравнить почерк в этих письмах и в тех, что лежали в папке Сен-Сира. Хотя это уже наверняка сделали. Ящики комода… Он приподнимал стопки футболок, нижнего белья, простыней и наволочек, потом встал на четвереньки и заглянул под кровать. Там, среди огромных клубов пыли, которыми можно было бы набить перину, лежал гитарный футляр.

Сервас его вытащил и открыл. Лак на гитаре потрескался, струна «си» лопнула. Он заглянул в футляр: ничего. Кровать была покрыта разноцветным покрывалом, на нем россыпью лежали CD: «Guns n’ Roses», «Nirvana», «U2»… Все названия только на английском. Комната походила на музей девяностых годов. Ни Интернета, ни компьютеров, ни мобильных телефонов. Сервас сказал себе, что теперь мир претерпевает слишком много изменений за одну человеческую жизнь. Он заглянул под подушку, отогнул покрывало и простыню, провел рукой под матрасом. Кровать не пахла ничем, кроме пыли, взлетавшей до самого потолка. Рядом стояло небольшое вольтеровское кресло. Кто-то — Алиса? — и его тоже выкрасил в оранжевый цвет. Через спинку была перекинута старая военная гимнастерка. Мартен похлопал по сиденью, но добился только того, что вверх поднялось еще одно серое облачко. Тогда Сервас уселся в кресло и отпустил мысли на волю.

Что он увидел?