Могила в горах - Ханс Русенфельдт, Микаэль Юрт (2019)

Харальд вышел из сарая во двор и сощурился на заходившее солнце. Цеппо при появлении хозяина поднялся со своего места и подошел к нему, насколько позволяла веревка. Харальд шагнул к псу и потрепал его, одновременно отцепляя удерживающую того веревку. После утренней прогулки они больше не выходили. Самое время. Кружок по лесу пойдет им обоим на пользу. Харальд сходил домой за поводком и свистом подозвал Цеппо. Они вместе покинули участок, прошли несколько сотен метров по узкой гравиевой дороге и свернули в лес. Всего через несколько шагов Харальд почувствовал, как окружающее спокойствие оказывает на него благотворное воздействие. Тишина. Не слышно никаких звуков, кроме лесных. Он несколько раз глубоко вдохнул, и слабое беспокойство, которое он по-прежнему ощущал, быстро ушло. Зря он так завелся. Теперь надо забыть обо всем, связанном с давней аварией и этими злосчастными рюкзаками. Он встряхнул плечами, словно хотел физически сбросить это воспоминание, и выдохнул с довольным вздохом, почти ожидая увидеть идущий изо рта пар. По вечерам теперь стало довольно прохладно. Днем солнце уже тоже грело не так сильно. Дожди в прошлые выходные, вероятно, были последними, в следующий раз осадки, скорее всего, выпадут в виде снега.

Они углублялись в густой еловый лес. Цеппо останавливался, принюхивался, ненадолго брал след и возвращался обратно. Временами Харальд подолгу не видел и не слышал собаки. Они шли вместе, каждый сам по себе, и обоим это доставляло удовольствие. Тут Харальд вдруг сообразил, что начинает темнеть. Пора двигаться обратно.

– Цеппо!

Собака не подошла. Он снова позвал, но Цеппо не объявлялся. Харальд застыл и прислушался, но до него доносился лишь глухой шелест в верхушках деревьев. Он выругался про себя. Периодически случалось, что пес брал след и забывал обо всем остальном. Исчезал из его поля зрения и слышимости.

– Цеппо! – снова крикнул он. На этот раз громче. Прислушался в ожидании какого-либо отклика. Лая или шороха в кустарнике, свидетельствующих о том, что пес бежит обратно. Он уже собирался крикнуть в третий раз, когда его осенило.

Они лежат на чердаке.

Рюкзаки лежат на чердаке.

Он вспомнил, куда запихнул их, но не мог сообразить, почему перенес их в дом. Обычно он этого не делал. Никогда. Если бы кто-нибудь вопреки ожиданию обнаружил краденые вещи в сарае, имелся, по крайней мере теоретически, шанс объяснить это тем, что их туда подбросили без ведома Харальда. Если бы такое нашли в жилом доме, то ситуация сразу бы осложнилась, поэтому ничто из «поставок» никогда не пересекало его порога. Но рюкзаки, очевидно, казались безопасными. Их никто не хватился, и никто даже, видимо, не знал об их существовании. Впрочем, раз Госкомиссия по расследованию убийств ими интересовалась, то уж точно есть причина удалить их из дома. Только бы Цеппо вернулся.

– Цеппо! – завопил он изо всех сил. – Чертова псина! – добавил он, словно желая показать Цеппо серьезность ситуации.

Ничто не шевельнулось, никто не появился. Харальд проходил, крича, еще минут десять, когда наконец услышал чуть поодаль шорох, и вскоре к нему, виляя хвостом и облизываясь, подбежал Цеппо с взглядом, казалось, говорившим, что ему было очень приятно, спасибо. Харальд прицепил пса на поводок и двинулся через лес.

Вернувшись домой, он крепко привязал Цеппо веревкой во дворе, поспешил в дом и поднялся на чердак. Оба рюкзака лежали именно там, где он увидел их внутренним зрением.