Московское время - Валерия Вербинина (2018)

Опалин и впрямь находился в своем кабинете, расположенном в самом конце коридора. Иван откинулся на спинку стула, заложив руки за затылок, и рассеянно глядел на лежавшие на столе бумаги. За соседним столом (в кабинете их было два, поставленных под прямым углом) примостился худощавый седоватый Петрович и великолепным каллиграфическим почерком заполнял очередной протокол, изредка сверяясь с черновиком, испещренным каракулями Ивана. В управлении Петрович был, впрочем, знаменит не только образцовым почерком – на зависть более молодым коллегам, но и нелюбовью к своему дореволюционному имени Карп. Петрович то и дело интересовался у коллег, начальства, да и вообще у всех, кто соглашался его слушать, не лучше ли сменить пахнущее рыбой имя на какое-нибудь более приличное, например Карл. Впрочем, хотя это имя и напоминало о Марксе, чем-то оно Петровича тоже не устраивало, и он неизменно начинал перебирать все более-менее известные имена, но не знал, на каком из них остановиться. В итоге время шло, а Петрович никак не мог определиться, как же ему в конце концов называться. Товарищи знали о его слабости и подшучивали над ней, но беззлобно, потому что в этом кругу все знали друг другу цену и знали, что на Петровича можно положиться. Звезд он с неба не хватал, но исполнитель был точный и надежный – не говоря уже о том, что ему можно было поручить заполнение любого количества любых документов.

– Я проверил девушку, – сообщил Костя, опускаясь на стул. В кабинете имелось два свободных стула: один – для подследственных, другой – для своих, и хотя внешне стулья ничем не отличались, сотрудники все же предпочитали их не путать. Костя же, очевидно, так устал, что забыл о неписаном правиле и приземлился на стул, на котором до него сидел Храповицкий.

– Ничего подозрительного, – продолжал Костя. – Действительно Нина Морозова. Живет с родителями…

По лицу Опалина он понял – тот ни в чем Нину даже не подозревал, и немного рассердился. Ваня, конечно, человек хороший, но какого черта делать из него, Кости, провожатого глупой девицы, чуть не испортившей все дело?

– Храповицкий уже дал показания? – спросил Маслов, меняя тему.

– Угу.

Костя насторожился: интонация Опалина ему инстинктивно не понравилась.

– От всего отпирается?

– Нет. Но врет.

Петрович, как раз начавший новую страницу, желчно усмехнулся.

– Брата своего выгораживает, – пояснил он. – Не хочет, чтобы того расстреляли.

– То есть?

– Убийство кассирши и клиента банка в Ростове Храповицкий взял на себя, – сказал Опалин. – Хотя, по показаниям свидетелей, это Веник их застрелил.

Он расцепил пальцы и положил руки на стол. Черты лица у Опалина были крупные, четко вылепленные, лоб – высокий, глаза – карие с прозеленью, брови – ломаные. Клетчатая рубашка и обыкновенный серый костюм сидели так, словно их сшили именно для него и ни для кого другого. На левой руке красовались часы с именной гравировкой. Часы, сами по себе вроде бы ничем не примечательные, наполняли сердца коллег сложной смесью зависти и уважения, потому что все муровцы отлично знали, по какому случаю Опалин их получил и что стояло за подчеркнуто сухой, выгравированной надписью.

– Но ведь он не сможет убедить суд, будто Веник тут ни при чем? – сердито спросил Костя. – Они же все на «вышку» наработали. Сволочи.

– Показания Храповицкого против показаний свидетелей, – пробурчал опытный Петрович, не отрывая взгляда от бумаги. – Тут еще такой нюанс – Веник парень молодой, могут и проявить гуманность.

– Какая там еще гуманность, – злобно выпалил Костя, – они же сначала прохожих по ночам убивали и грабили. Несчастную бабу какую-то убили, а у нее при себе только сорок копеек было…

Опалин промолчал. Он мог сказать, что провел только первый допрос, что все до чертиков устали, что главная схватка еще впереди…

Хотя, если Храповицкий будет стоять на своем, а братец его не расколется…

– А где Веник? – спросил Костя.