Петрович ничего не сказал. Он ждал.

– Вот ведь незадача, – продолжал Опалин, ероша волосы, – она два раза замужем была, и вместо девичьей тут указана фамилия по первому мужу. По возрасту получается на десять лет старше Кости. Помню, он рассказывал, как вся их семья погибла в Гражданскую, а сам он не пропал только благодаря старшей сестре. Надо было мне раньше догадаться, что это дело для него – не просто работа, а личное.

Петрович поднялся с места и положил исписанные бумаги на стол Опалина.

– Если тебя интересует мое мнение, – негромко сказал Логинов, – он был в своем праве.

– Убить беззащитного человека?

– Ты, Ваня, не сердись, – усмехнулся Петрович, – но есть в тебе эта черта – излишняя принципиальность. Ты за принципами не видишь конкретики. А конкретика такая – Костя Маслов не беззащитную старушку пришил, а мерзавца, убившего его сестру. Единственного близкого человека, который у него оставался. Ты хочешь его осуждать? Пожалуйста, Ваня, но – без меня.

– Но если так рассуждать…

– Нет, рассуждать надо совсем просто, – перебил его Петрович. – Спроси у своей совести: лучше стал мир без Веника или хуже? А я, пожалуй, домой. Эх, влетит мне опять от моей Егоровны за позднее возвращение… Ну, до завтра… то есть до сегодня, Ваня. Будь здоров.

И вышел из кабинета, аккуратно прикрыв за собой дверь. Опалин некоторое время смотрел вслед, потом, пробурчав нечто невнятное, спрятал все документы в сейф, запер входную дверь и прошел за большой шкаф, который как будто стоял у стены, но на самом деле закрывал от посторонних взоров крошечный проход в небольшую нишу, в которую можно было протиснуться только боком. В нише стояла узкая старая тахта и стул, очевидно, замещавший стол, для которого тут не нашлось места. Над стулом висел осколок зеркала, а на сиденье были разложены бритвенные принадлежности, зубная щетка, зубной порошок, алюминиевая мыльница с обмылком, расческа и кувшин с водой. Умывался Опалин над тазом, стоявшим в углу. Полотенце, за неимением крючка, было переброшено через спинку стула. Будильника не было – вместо него утром Опалину звонил по телефону дежурный. Раздевшись, Иван устроился на тахте, натянул на себя одеяло и провалился в сон.

Глава 5. Утром

Примем за аксиому: без жилища человек существовать не может.

М. Булгаков, «Москва 20-х годов»

Утром Иван проснулся за несколько минут до звонка дежурного. Первая мысль была – Соколов. Вторая явилась картинкой, в виде нелепо лежащего человека с простреленной головой, кровь из которой текла на ступени лестницы.

«Ах, Костя, Костя, черт тебя дери…»

Опалин страдальчески поморщился, заворочался на постели, приподнялся и сел. Новый день вступал в свои права. Затрещал телефон. Иван привычным движением сунул ноги в ботинки и прошел в кабинет, к аппарату.

– Опалин слушает.

– Вы просили позвонить, Иван Григорьич…

– От Бергмана не было вестей?

– Он только приехал на работу. Я ему передал вашу просьбу.

– Хорошо, спасибо.

Он повесил трубку. Позвонить Горюнову сейчас или сначала одеться и привести себя в порядок? И потом, неудобно получается – вчера эксперт и фотограф полночи работали, потом Иван их отпустил, велев отдыхать, тотчас же выдернул обратно, уже из-за Веника, и теперь опять будет дергать, когда им банально надо выспаться. Пока он так размышлял, телефон зазвонил снова.

– Твердовский. – Хотя Николая Леонтьевича все и так узнавали по глуховатому, лишенному эмоций голосу, он всегда представлялся. – Как ты, Ваня? Мне вчера доложили, что́ у тебя стряслось.

По интонации, как обычно бесстрастной, было невозможно понять, как начальник относится к случившемуся. Впрочем, и Иван был не из тех подчиненных, которые ловят нюансы голосов вышестоящих.

– Это моя вина, – сказал он с досадой. – Костя… оперуполномоченный Маслов оказался связан с одной из жертв, а я проморгал это обстоятельство.