Московское время - Валерия Вербинина (2018)

– Но банду-то взяли?

– Да.

– Что ж, хорошо, – заключил Николай Леонтьевич. – Жду тебя через двадцать пять минут.

– У меня еще нет протокола вскрытия Веника… то есть Анатолия Храповицкого.

– Неважно. Приходи.

В трубке загудели гудки. Опалин положил ее на рычаг и провел рукой по лицу, собираясь с мыслями. В окно глядел весенний день, хмурившийся, впрочем, совсем по-осеннему. Низко висели облака, по асфальту шаркали шинами пролетающие по Петровке машины. Соколов уже вернулся из Ленинграда, и теперь он вместо Фриновского. Если следователь вчера позвонил, значит, исполнил просьбу Опалина. Значит, у него что-то есть. Но что?

Иван вернулся в тайную нишу за шкафом, чтобы привести себя в порядок и одеться. После всех манипуляций с бритвой, мылом, водой и полотенцем в зеркале отразился гражданин, о котором нипочем нельзя было сказать, что он ночует на рабочем месте. Немного повеселев, Опалин мысленно срифмовал: «Если рожа не побрита, то похож ты на бандита» и стал одеваться.

«Успею позавтракать или нет? Успею, наверное…»

И спустился в расположенную на первом этаже столовую для сотрудников, пока еще закрытую. Однако Опалин, судя по всему, обладал даром проникать сквозь закрытые двери и особым образом влиять на людей, потому что для него немедленно соорудили омлет и принесли крепчайший дымящийся кофе.

В кабинет Твердовского Иван явился минута в минуту. Николай Леонтьевич, широкоплечий, приземистый брюнет с мясистым лицом, поднялся из-за стола навстречу Опалину и пожал ему руку. Сев, Иван начал рассказывать о вчерашней операции. Он перечислил фамилии убитых бандитов и раненного в перестрелке, не забыл упомянуть о появлении Нины, чуть было не спутавшем все карты, а затем перешел к обстоятельствам гибели Веника.

– По-твоему, Маслов хладнокровно его убил? – спросил Николай Леонтьевич. Сцепив пальцы на столе, он внимательно слушал своего подчиненного.

– Я пошлю дополнительный запрос в Ростов, – ответил Опалин. – Но я почти уверен, что прав. Убитая кассирша была сестрой Маслова. И он явно занервничал, когда понял, что Веник может легко отделаться…

Николай Леонтьевич вздохнул. Портрет Сталина, висящий над его головой, хмуро смотрел куда-то в угол.

– Ладно, все это, в конце концов, детали, – веско и как всегда рассудительно заговорил Твердовский. – Главное сделано: Храповицкий задержан, советские граждане могут спать спокойно. – Последняя фраза была произнесена без малейшего намека на иронию. К своей работе Николай Леонтьевич относился слишком серьезно, чтобы иронизировать. – Если комсомолка вздумает на тебя жаловаться, я тебя прикрою. – Опалин почему-то был уверен, что Нине и в голову это не придет, но он предпочел промолчать. – Дома-то у тебя как?

Разговор приобретал неожиданный поворот – Николай Леонтьевич был из тех людей, которые уважают чужое личное пространство. Опалин ответил уклончиво:

– А что у меня? Все как прежде. Не женат, не собираюсь…

– Да я не о том, – с расстановкой ответил Твердовский, глядя ему в лицо. – Почему ты на работе ночуешь?

Опалин откинулся на спинку стула.

– Потому что…

– Сложности с соседями?

– Да опротивели они мне, – решился Иван. – Один музицирует с утра до ночи, другая то скандалит с дочерью, то колотит ее…

– Ну, это плохо, – проворчал Николай Леонтьевич, нахмурившись. – Но неужели ты…

– А как на нее повлиять? Участкового она не боится. Дочь перед посторонними отрицает, что ее бьют. Мать – простая работница, на нее у нас ничего нет. И что тут можно сделать?

– Удивляюсь я тебе, Ваня, – задумчиво уронил Твердовский, по привычке скребя подбородок. – По-хорошему удивляюсь, не подумай ничего такого. Ты что же, даже домой теперь не ходишь?

– Почему? Захожу туда два-три раза в неделю.