Мертвая зыбь - Юхан Теорин (2015)

– А ты их не видела?

– Нет-нет, – быстро сказала Майя. – Я и подслушивать не стала. Поднялась по лестнице и сразу постучала. Они там затихли. Через минуту на веранде появилась Вера и дверь за собой закрыла. Я даже испугалась… много лет ее не видела, как она изменилась! Тощая, кривая какая-то… как пересохший канат. Но характер, видно, никуда не делся… «Что надо?» Даже не поздоровалась. Будто я воровка или не знаю кто. Я растерялась, начала что-то бормотать… футляр в кармане, я его даже не достала, и лепечу что-то: дескать, Нильс, альвар… глупо. И в самом деле глупо, потому что она разозлилась, как мегера. Вон отсюда, кричит, убирайся! И скрылась в кухне. Я постояла-постояла, да и ушла. Поехала домой… а через пару лет и она умерла.

Герлоф понимающе кивнул. Вера умерла на той же лестнице, с которой свалилась Юлия.

– А о чем они там говорили? Эти двое?

– Не знаю… – Майя пожала плечами. – Что-то там о тоске… Это тот, громкоголосый, сказал. «Если вы тоскуете друг по другу»… или что-то в этом роде.

Герлоф задумался.

– Может, родственники? У нее полно родни в Смоланде.

– Очень может быть.

Они помолчали.

Больше вопросов у Герлофа не было – он и так узнал куда больше, чем ожидал. Все это надо обдумать.

– Ну что же. – Он протянул руку, чтобы погладить ее по плечу, но она слегка нагнулась, и на месте плеча оказалась щека. Они замерли ненадолго. Майя закрыла глаза.

Герлоф вздрогнул и отнял руку.

– Майя… я уже не могу…

– Ты уверен?

Он грустно кивнул.

– Суставы болят так, что…

– К весне обычно проходит. Так часто бывает.

– Будем надеяться. – Он постарался встать как можно быстрее. – Так-то я еще бодр, ты не думай, вот если бы не Шёгрен… Как бы то ни было, Майя, большое спасибо. Я никому не расскажу про наш разговор. Ты знаешь…

Майя осталась сидеть.

– Все хорошо, Герлоф, – тихо сказала она.

Он положил футляр на столик. Оказывается, он так и держал его в руке. Но Майя покачала головой, вынула распятие, отложила в сторону и протянула ему футляр.

– Возьми, – сказала она. – Пусть будет у тебя. Зачем мне эти заботы?

– Договорились.

Он неуклюже покивал на прощанье и ушел. Тяжелый и холодный футляр оттягивал карман брюк, камушки слегка погромыхивали при каждом шаге.

Герлоф вернулся в свою комнату и запер дверь. Никогда не запирал, а сейчас запер.

Военный трофей. Оккупанты отнимают у людей последнее и называют это трофеями. Интересно, у кого солдаты отняли эти камушки? Они-то поплатились за них жизнью, а может, не только они?

И куда их спрятать?

Герлоф огляделся. Шкатулкой с двойным дном он до сих пор не обзавелся.

Взгляд его упал на книжную полку. Там стояло его последнее произведение – бриг «Синяя птица», последний рейс… вернее, как он, Герлоф, представлял себе последние секунды брига, за мгновение до того, как тот разбился о скалы в Богуслене. Тяжелый крен, одна из мачт сломана, с рей свисают обрывки парусов. Вся эта драма, разумеется, происходит в бутылке.

Он аккуратно вынул пробку и осторожно пересыпал камни в бутылку. Немного встряхнул, посмотрел, встряхнул еще раз – камушки теперь представляли собой богусленские рифы, те самые, на которые наскочил бриг.

Пока сойдет.

Поставил назад бутылку, полюбовался своей работой и спрятал ржавый футляр за книгами.

Весь остаток вечера он то и дело невольно оглядывался на бутылку. И когда оглянулся двенадцатый или пятнадцатый раз, понял, почему Майя выглядела такой довольной, отдавая ему камушки.

И в эту же ночь ему приснился кошмар. Тот самый. Он стоит у релинга на корабле. Почему-то ему представляется, что где-то между северной оконечностью Эланда и островом Оаксен. Начинаются сумерки, ветра почти нет. Он смотрит на зеркальную воду, потом переводит взгляд на горизонт – земли нигде не видно… опять смотрит на воду и видит мину. Старая мина, еще времен войны.