Мертвая зыбь - Юхан Теорин (2015)

– Тогда на той неделе. Когда музей открыт. А потом остановимся в Боргхольме, узнаем, как себя чувствует Мартин Мальм.

– Да, это уж…

– Теперь-то мы разыщем Нильса Канта, Йон.

К девяти часам вечера коридоры марнесского дома престарелых опустели. Тихие, гулкие коридоры, лампочки горят вполнакала – работает программа энергосбережения.

Герлоф, опираясь на палку, остановился у двери Майи Нюман и прислушался. Ни звука. На двери, прямо над смотровым глазком, приклеена записка. От руки. Красивым почерком написано: БУДЬТЕ ДОБРЫ, ПОСТУЧИТЕ. ЕВАНГЕЛИЕ ОТ ИОАННА, 10:7.

– Истинно, истинно говорю вам, что я Дверь вашим овцам, – прошептал Герлоф – проверил память. Постоял в нерешительности, поднял руку и постучал.

Майя открыла не сразу. Не переодевалась после ланча: бежевая юбка и белая блузка.

– Добрый вечер, – сказал Герлоф, постаравшись придать улыбке максимальную степень застенчивости. – Хотел посмотреть, дома ли ты.

– Герлоф. – Майя наградила его ответной улыбкой, но он почувствовал – насторожилась. На лбу под белоснежными волосами, растолкав многочисленных товарок, пролегла озабоченная морщинка – Майя не ожидала визита.

– Могу войти?

Она неуверенно отступила на шаг, пропустила его в комнату.

– У меня не прибрано…

– Не имеет значения.

Он, опираясь на палку, проследовал в комнату. Идеальный порядок, точно такой же, как когда он был здесь в последний раз. Темно-красный персидский ковер закрывает почти весь пол, на стенах развешаны портреты и картины.

Давно он к ней не заходил. А ведь у них был роман. Началось все через пару месяцев после его переезда, но потом как-то само собой закончилось – Шёгрен победил. Роман перешел в дружбу. Оба потеряли близких людей – он жену, она мужа, оба после долгой супружеской жизни остались в полном одиночестве. Им было о чем поговорить.

– Как ты?

– Здоровье в порядке.

Она вытащила из-под маленького чайного столика у окна стул, и Герлоф с удовольствием сел. Она, ни слова не говоря, села напротив.

– Я хотел тебя спросить, – сказал наконец Герлоф, молчание уже становилось неловким. – Я хотел спросить вот что… помнишь, мы как-то говорили…

Он полез в карман и достал конверт – тот, что Юлия нашла на кладбище.

– Я знаю, что это ты написала, вопрос не в этом, тут, понимаешь, какое дело…

– Мне нечего стыдиться, – перебила его Майя.

– О чем ты? Конечно, нечего… я не об этом…

– Самые лучшие цветы я приношу мужу. Сначала прибираю могилу Хелье, а потом уж Нильса.

– Могилы на то и могилы, чтобы за ними смотрели. Если могила никому не нужна, зачем она тогда?.. Я не об этом. Помнишь, ты как-то рассказывала, что встретила Нильса Канта в тот самый день… когда он убил этих немцев.

Майя серьезно кивнула – было дело.

– Знаешь, я сразу что-то поняла. Он ничего не сказал, но я сразу поняла – что-то случилось. Попыталась с ним заговорить, но он только буркнул что-то и ушел. Опять в альвар.

– Понятно… ты еще говорила, что ты от него что-то получила…

Майя посмотрела ему в глаза – пристально и серьезно – и медленно кивнула.

– И не могла бы ты… – продолжил Герлоф, чувствуя неловкость. – Не могла бы ты показать мне, что он тебе дал… и еще вот что: ты никому про это не рассказывала?

– Никто ничего не знает, – почти не шевеля губами, сказала Майя. – И я ничего от него не получала. Сама взяла.

– Как это?

– Он мне ничего не давал, – повторила она. – Сама взяла. И тысячу раз раскаивалась…

– Пакет. Ты говорила – пакет.

– Я пошла за ним. Любопытная была. Молодые все любопытные. Девчонки тем более… да и старики не лучше. Но тогда-то я прямо лопалась от любопытства. Спряталась за кустами и подсмотрела, куда он пошел. К кургану… знаешь, в двух шагах от Стенвика, там такой памятный курганчик насыпан – кого-то там убили, что ли, в незапамятные времена.

– Каменная насыпь? И что он там делал?