Мертвая зыбь - Юхан Теорин (2015)

– А вы… – голос изменил Нильсу. Он прокашлялся. – А вы из Швеции?

Он произносит эти слова, и шведский язык кажется ему чужим.

– А что, не заметно? – короткий смешок.

Вспышка молнии на долю секунды освещает берег. Нильс успевает заметить белое лицо под шляпой. Глухой, грозный рокот с моря.

– Я подумал – лучше ты спустишься ко мне, чем я полезу к тебе.

– Что? – Нильс опешил.

– Я заходил к тебе домой. Хозяйка сказала – он наверняка в баре, хлещет вино. Это она так сказала – «хлещет вино». Похоже, здесь и делать-то больше нечего, в Коста-Рике.

– А что вы хотите? – Нильс почему-то не решается сразу перейти на «ты».

– Это не так важно. Важно, что ты хочешь, Нильс.

Нильс молчит. Ему кажется, что он когда-то видел этого человека. Когда-то очень давно, в юности.

Где? В Стенвике? Вряд ли.

Вспомнить не удалось.

Швед встает, опершись на подлокотники шезлонга. Смотрит на полыхающий зарницами горизонт и переводит взгляд на Нильса.

– Хочешь вернуться домой, Нильс? Домой, в Стенвик? На Эланд?

Нильс медленно, стараясь не показать волнения, кивает.

– Могу это организовать. У тебя начнется новая жизнь, Нильс.

22

– Я тебя ни в чем не обвиняю, Герлоф, – медленно, чуть не по слогам, произнес Леннарт, – но ты вбил своей дочери в голову, что Нильс Кант жив и что он живет в доме своей матери Веры. И что не кто иной, как он, Нильс Кант, похитил ее сына в альваре.

За окном марнесского дома престарелых уже начинало темнеть. Герлоф опустил глаза, как провинившийся школьник.

– Может, я и намекал на что-то подобное, – сказал он после паузы. – Но я ни словом не обмолвился, что Нильс живет в доме матери. Только предположил – может, он и жив.

Леннарт безнадежно вздохнул. Он стоял посреди комнаты, как памятник полицейскому, – в полном обмундировании. Приехал официально сообщить отцу, что дочь его находится у Астрид в Стенвике, что ей накануне наложили гипс и сделали перевязки в боргхольмской больнице.

– И как она? – виновато спросил Герлоф.

– Подвернула правую ногу, растянула связки. Или порвала. Сломанная ключица, перелом в лучезапястном суставе. Сотрясение мозга. – Леннарт опять вздохнул. – Могло быть, как я уже говорил, и хуже. А могло и вообще ничего не быть… если бы она, извини за выражение, не поперлась в этот дом.

– Ей могут предъявить обвинение?

– Кто? Должно быть заявление. Я подавать не буду, а хозяева тем более.

– Ты с ними говорил?

– Нашел племянника Веры в Векшё. Позвонил ему, как раз перед тем, как ехать к тебе. Младший кузен Нильса. Он уже много лет не был в Стенвике и совершенно уверен, что не только он, а вообще никто из родни там не был. Вилла принадлежит нескольким смоландским родственникам, а они никак не могут прийти к соглашению, кто будет платить за ремонт.

– Я так и думал… – Герлоф поднял голову и посмотрел на полицейского. – Кстати, Леннарт, я никогда не говорил Юлии, будто я думаю, что Нильс Кант жив. Я говорил, что кое-кто так считает.

– Кто это – кое-кто?

– Например, Эрнст… – Герлофу не хотелось впутывать Йона. – Эрнст Адольфссон считал, что Нильс жив и что это он убил Йенса в альваре. Так что Эрнст пытался…

– Частные детективы… – прервал его Леннарт с усталой усмешкой. – Всегда найдется кто-то, кто считает, что полиция совершенно не умеет раскрывать преступления и что они-то уж точно справятся с этим делом куда лучше. Эскимосы учат папуасов, как спасаться от жары.

Герлоф хотел было ответить такой же насмешкой, пройтись по поводу полиции, но, как назло, ничего в голову не пришло.

– А вот то, что кто-то и в самом деле был в доме Веры, – совсем другой вопрос.

Герлоф посмотрел на него с изумлением.

– Что?

– Дверь взломана. А на втором этаже… спальный мешок, остатки еды… и на стене – газетные вырезки. И подвал весь перекопан.

Герлоф задумался.