Мертвая зыбь - Юхан Теорин (2015)

Он смотрит на горизонт. В облаках появились прогалы и тут же наполнились ярким опаловым сиянием, море засверкало холодной рябью, как небрежно расправленная серебряная фольга.

Рука пройдет. Главное – он показал всем, кто хозяин в Стенвике.

Ял царапает прибрежные камни, Нильс с веслом в руке выпрыгивает в воду. На мостках собрались люди – мужчины, женщины, дети. Они молча, с испугом смотрят на него. Майя Нюман вот-вот заплачет.

– Пошли-ка вы все… – рычит Нильс, швыряет весло на камни и бежит к матери, в их большую желтую усадьбу.

Мать не знает того, что знает сам Нильс. Никто этого не знает. Он предназначен для больших дел, куда больших, чем весь Стенвик, вместе взятый, может быть, даже больших, чем сама война.

Когда-нибудь о нем заговорит весь Эланд. Он это ясно чувствует.

4

В марнесском доме престарелых сидел в своей комнате Герлоф Давидссон и дожидался дочери.

Перед ним лежал свежий номер «Эландс Постен». В Кастлёсе, на южной оконечности острова, исчез дементный старик восьмидесяти одного года. Ушел со своего хутора и бесследно исчез. Теперь полиция и добровольцы прочесывают альвар. Ночь выдалась холодной, и надежды почти нет.

Восемьдесят один год. Дементный старик. Герлоф всего на год моложе, ему скоро исполнится восемьдесят. Это еще не возраст… но старики ладно, это еще можно понять, а вот когда исчезают дети… Он сложил газету и посмотрел на часы. Четверть четвертого.

– Я очень рад, что ты приехала. – Герлоф вслушался, как это звучит, прокашлялся и продолжил: – Ты такая же красивая, как и была, Юлия… Я, может, не всегда был тебе хорошим отцом. Вы с Леной все время были с мамой, а я-то все в море и в море. Такая уж у меня работа была. Моряк – он и есть моряк. Семья на втором месте. Но теперь-то я тут и никуда уже не уеду…

Герлоф замолчал и заглянул в свою черную тетрадь, где записал сочиненное им обращение к дочери. Как только Юлия сообщила время приезда, он начал репетировать приветственную речь. Герлоф поморщился – слова так и звучали, словно он их репетировал. Отрепетированные слова. Отец не может так говорить с дочерью. Все должно быть по-другому. Обычное дело – отец и взрослая дочь.

– Рад, что приехала, – повторил он. Так лучше. Короче. Рад, мол, и все тут. – Ты такая же красивая…

Или очаровательная? Очаровательная… Милая, лучше сказать «милая». Это слово подойдет лучше.

В четыре часа, за час до ужина, в дверь постучали.

– Да?

В дверь заглянула Буэль, старшая сестра.

– На месте, – кивнула Буэль кому-то в коридоре и тут же обратилась к Герлофу, погромче: – У вас посетитель, Герлоф.

– Спасибо.

Буэль улыбнулась и отступила в сторону.

Герлоф набрал воздуха и начал по-написанному, забыв, что хотел сократить вступление:

– Я очень рад, что ты приехала, ты такая же… – и осекся.

На пороге стояла немолодая женщина в мятом пальто. Она почти сразу отвела взгляд и обхватила обеими руками наплечную сумку, словно ища защиты.

Юлия выглядела намного старше, чем он представлял. Сильно похудела. На лбу морщины, усталые глаза, страдальческое выражение лица.

Постаревшая дочь. А сам он?

– Привет, Герлоф… – Она помолчала немного. – Как видишь, я приехала.

Герлоф кивнул. Отметил про себя, что она не решается назвать его папой, даже с глазу на глаз. Словно он ее дальний родственник.

– Доехала нормально?

– Да.

Она расстегнула пальто, повесила на крючок в прихожей и поставила сумку на пол. Герлофу показалось, что все это Юлия проделала через силу, что каждое движение ей в тягость. Он хотел спросить, не больна ли она, но удержался.

– Вот оно как… – Он помолчал. – Не вчера это было…

– Четыре года… даже больше.

– Перезванивались, по крайней мере.

– Да… я хотела помочь с переездом, но что-то… – Юлия замолчала.

– Обошлось, – кивнул Герлоф. – Помощников хватало.