Мертвая зыбь - Юхан Теорин (2015)

Сегодня Нильс забрел довольно далеко, почти на восточный берег острова. По пути подстрелил двух зайцев и оставил их в кустах – заберет на обратном пути. Хорошо бы еще парочку… может быть, несколько ласточек – так, для смеха.

В альваре еще не высохли огромные, как озера, лужи талой воды. Не страшно – на нем высокие охотничьи сапоги. Вода в степи испаряется быстро, в самом глубоком месте чуть выше щиколотки. Иногда переходит лужи вброд, иногда обходит стороной. Он совершенно свободен. Весь мир принадлежит ему.

Адольф Гитлер попытался овладеть миром. Теперь он мертв. Застрелился у себя в Берлине несколько недель назад. Германии пришел конец. Никто уже не хочет и не может сражаться с русскими и американцами.

Нильс выбредает из лужи и идет к кустам.

Когда он был подростком, ему очень нравился Гитлер. По крайней мере, он испытывал к нему большое уважение – какая сила воли!

Затаив дыхание, слушал Нильс его громоподобные речи по радио. И много лет мечтал, чтобы немецкие бомбардировщики начали бомбить Эланд, чтобы, наконец, и у них началась война. А теперь Гитлера поминай как звали, и огромная Германия лежит в руинах.

Нет, Германия – это не интересно. Скорее Англия. Очень привлекательное место. Америка… огромная страна, куча возможностей, но туда уже уехали очень многие с острова, и никто не вернулся. Тысячи и тысячи бесследно исчезли… но это было еще в прошлом веке. Нет, он уедет, чтобы вернуться, вернуться по-королевски.

Нильс слышит какой-то глухой звук и настораживается.

Зайцев поблизости не видно, но он не первый день в альваре.

Он не один. Кто-то здесь есть.

Что-то ему послышалось в дуновении ветра. Не птица, не жужжание насекомого, не ржанье лошади.

Нильс годами бродит по альвару, знает его как свои пять пальцев, его не проведешь.

Что-то не так.

По спине побежали мурашки.

Нет, не заяц. Что-то другое.

Волки? Бабушка рассказывала истории про волков в альваре. Бабушки давно нет. Волков в альваре тоже нет.

Люди? Кто-то к нему подкрадывается?

Нильс медленно снимает с плеча двустволку, перехватывает ее в боевую позицию и большим пальцем сдвигает рычажок предохранителя. Два набитых дробью патрона «гитторп» ждут своего часа.

Он осматривается. Искореженные ветром кусты можжевельника хоть и невысоки, не больше полутора метров, но растут так густо, что разглядеть за ними что-либо почти невозможно.

Он прислушивается. Тишина. Наверное, показалось. Бывает такое, особенно когда весь день один.

Он ждет. Дыхание спокойно, торопиться ему некуда. Зайцы не выносят ожидания, нервы не выдерживают – срываются с сидки и мчатся куда-то огромными нелепыми прыжками. И тут остается только спокойно прицелиться. Выстрелить и подобрать дергающееся тельце.

Еще немного, и можно двигаться дальше.

Ветер меняет направление, и он явственно чувствует запах пота и промасленной одежды. Едкий запах немытого человеческого тела.

Люди. Где-то рядом люди.

Он поворачивается направо, не снимая палец со спускового крючка, и замечает пару испуганных глаз. Совсем рядом, в кустах.

Грязная физиономия, вьющиеся волосы. Человек лежит, почти вжавшись в землю. Зеленые мешковатые штаны.

Военная форма.

Солдат. Солдат без каски, без оружия, солдат чужой армии.

Нильс поднимает ружье. Сердце колотится все сильнее, он ощущает его удары даже в кончиках пальцев.

– Выходи.

Солдат открывает рот и что-то говорит. Не по-шведски, или, может быть, какой-то диалект… нет. Не диалект. Похоже на немецкий.

– Что? Что ты сказал?

Солдат медленно поднимает руки, и Нильс видит грязные, потрескавшиеся ладони и внезапно замечает, что за его спиной есть еще кто-то. Он там не один. Второй солдат, тоже в грязной гимнастерке, медленно поднимается на ноги. Вид у обоих загнанный.

– Bitte nicht schiessen[5], – еле слышно произносит тот, что стоит поближе к Нильсу.