Мертвая зыбь - Юхан Теорин (2015)

Юлия переборола себя, шагнула в темноту и сразу услышала, как занервничали куры – закудахтали быстрее, с истерическими возгласами, задвигались на насестах. Впрочем, отсюда видно не было – может, он держит их в клетках и никаких насестов, которые она тут же себе представила, там нет.

– Моя мать Элла позвонила Ламберту, нам нужна была помощь… надо было помочь найти пропавшего… человека. Его не могли найти уже три дня, даже следов никаких не обнаружили. Нигде. И тогда Элла вспомнила про Ламберта. Вы же знаете… про Ламберта говорили, что он может найти все что угодно. Не знаю, правда ли, но Элла так сказала.

– Элла Давидссон?

– Да… она позвонила, и Ламберт на следующий же день приехал. У него еще был такой старенький грузовой мотороллер…

– Был, как же… итальянский. Ламберт всегда был готов помочь.

Глаза немного привыкли к темноте, и Юлия заметила Свена-Улуфа. Покачивающаяся тень в курятнике. Она еле различала слова из-за непрерывного кудахтанья несушек.

– И это правда, что про него говорили. Ламберт умел находить вещи. Он вроде видел их во сне, а потом, наутро, шел и находил. Воду умел находить. С рамкой ореховой. Лозоходец называется. Народ это очень даже ценил.

Юлия кивнула.

– Он со своей подушкой приехал. Сказал, ему надо поспать в комнате Йенса. Надо, значит надо.

– Правильно, так он и делал. Я же сказал – он сны видел. Утопленники, вещи пропавшие. И даже в будущее умел заглядывать, знал, что произойдет. Ему, к примеру, несколько дней подряд снился его собственный смертный час. Сказал, что помрет в три часа ночи в своей собственной постели. Сердце, сказал, остановится, и «скорая» опоздает. Так оно и было. Именно в тот день, как он сказал. И «скорая» долго ехала.

– И что, он всегда угадывал? – спросила Юлия севшим голосом. – Все сходилось?

– Почти всегда. Люди ему верили.

Юлия сделала шаг в темноту. Она должна рассказать.

– Когда ваш брат приехал, я уже три дня не спала. И в эту ночь тоже не могла уснуть. Все прислушивалась, как он устраивается в детской постели. Пружины скрипели, он же все-таки потяжелее мальчика. Потом он затих, а я все равно не могла уснуть… Пошла, села в кухне и стала его ждать. Он проснулся в семь и тоже пришел в кухню.

Она кашлянула. Новый взрыв взволнованного кудахтанья, но Свен-Улуф слушал, не перебивая.

– Ламберту приснился мой сын… я сразу поняла. Он вошел со своей подушкой под мышкой, и я сразу поняла. Спросила, а он кивает – да, мол, это правда, мне приснился твой сын. И вид у него был какой-то… похоронный. Наверняка хотел рассказать и больше, но тут я не выдержала. Заорала что-то, даже ударила его и выгнала. Отец проводил его до калитки, а я ревела в кухне. Услышала только, как зафырчал мотороллер… и все. Больше я его не видела. К сожалению.

Куры внезапно замолчали. Повисла тяжелая тишина.

– Этот мальчик… – послышался голос из темноты. – Это что, та жуткая история в Стенвике? Маленький мальчик пропал?

– Это был мой сын Йенс, – тихо сказала Юлия. Ей невыносимо хотелось выпить. – Он так и не нашелся.

Старик молчал.

– Я хотела узнать… говорил ли Ламберт что-нибудь? Что ему тогда приснилось?

– Пять яиц, – вяло произнес Свен-Улуф. – Больше не нашел.

Юлия поняла, что старик не настроен отвечать на вопросы.

Она тяжело выдохнула.

У меня ничего нет, подумала она. Ничего.

Глаза окончательно адаптировались. Теперь она ясно различала фигуру Свена-Улуфа. Тот стоял посередине курятника и смотрел на нее, обеими руками прижимая к груди яйца.

– Свен-Улуф… пожалуйста. Ламберт наверняка что-то рассказывал. Не может быть, чтобы он ни словом не обмолвился о своем сне. Ведь правда?

Он прокашлялся.

– Один раз. Один раз говорил. – Юлия затаила дыхание. – Это уж лет через пять было. Прочитал статью в «Эландс Постен». Завтракали мы. Ничего интересного…