Мертвая зыбь - Юхан Теорин (2015)

– Синтетическое? Полусинтетическое? Обычное?

– Обычное.

Из служебного помещения появился пожилой человек и встал в проеме двери – такой же высоченный, как и механик. Обветренная, испещренная морщинами физиономия с красными прожилками на щеках.

Хотя они никогда не встречались – Герлоф все свои машины покупал в Марнесе, – он прекрасно знал, что это Роберт Блумберг. Он приехал с материка в середине семидесятых и открыл свое дело – сначала автомастерская, потом небольшой автомагазин. О нем много рассказывал Йон Хагман. Тот-то постоянно пользовался услугами Блумберга.

Старший Блумберг молча кивнул Герлофу. Герлоф, тоже молча, ответил – кивком же. О чем говорить? Он знал, что у Блумберга раньше были напряженные отношения со спиртным, а может быть, и сейчас не лучше, но это же не тема для разговора незнакомых людей.

– Прошу вас. – Механик протянул литровую пластиковую бутылку с красивой этикеткой.

Роберт Блумберг повернулся и ушел в кабинет. Герлофу показалось, что его немного качнуло.

– Мне вовсе не нужно масло, – пожала плечами Юлия.

– Масло всегда надо иметь в запасе, – поучительно произнес Герлоф. – Как тебе понравилась автомастерская?

– Мастерская как мастерская… они все такие. – Юлия выехала с парковки на все ту же Бадхусгатан. – Тебе, похоже, просто делать нечего.

– Давай в гавань… А хозяева? Блумберги? Как они тебе?

– Никак… с отцом-то мы вообще не разговаривали, а с сыном – только про твое масло. А что?

– Я слышал, Роберт Блумберг много лет служил во флоте. Моряк семи морей – даже в Южной Америке бывал.

– Вот как…

Они замолчали, приближаясь к непременному во всех приморских городках отелю при гавани.

Герлоф посмотрел на гавань за белым зданием, и ему стало грустно.

– Несчастливый конец, – сказал он.

– Какой конец?

– Несчастливый. У многих историй несчастливый конец.

– Главное, чтобы он вообще был, этот конец… Ты думаешь о чем-то конкретном?

– Вообще-то я думал про эландское судоходство. Могло бы продолжаться… а тут раз – и все кончилось. Слишком быстро.

Боргхольмская гавань была, естественно, побольше, чем в Марнесе и в Лонгвике, но не намного. Несколько пустых бетонных причалов. Даже рыбацкой лодки ни одной. У воды лежал огромный чугунный якорь – напоминание о лучших временах.

– Еще в пятидесятых баржи стояли в ряд, чуть не локтями друг друга отталкивали, – задумчиво сказал Герлоф, глядя на серую морщинистую воду. – В такой осенний день, как сегодня… да тут прямо кипела работа! Погрузка, ремонт, полно народа. Пахло лаком, смолой… А в погожий день лайбы стояли с поднятыми парусами – на просушке. Желтоватые паруса на фоне голубого неба… красивое зрелище.

Он замолчал.

– А когда корабли перестали приходить?

– Уже в шестидесятых. И не столько приходить, сколько уходить. Нам надо было модернизировать наши баржи. Иначе конкуренция душила. На материке-то судовые компании знаешь какие? А кредита в банках не добьешься. Банки не верили в наше будущее. Мне тоже не дали кредит, – добавил он, помолчав. – Так что вынужден был я продать мою последнюю любимицу. «Нор». Продал и пошел на курсы административной работы. Всю зиму неохота сидеть без дела.

– Извини, но я не помню, чтобы ты хоть одну зиму просидел дома.

Герлоф быстро посмотрел на Юлию – попытался определить, что она хочет сказать.

– Ну почему… по многу месяцев. Хотел было наняться на какой-нибудь океанский корабль, но тут как раз в коммуне освободилось место, и я остался. Йон Хагман, он у меня штурманом был, тот еще трепыхался. Купил баржу и продолжал года два, наверное. Думаю, это была одна из последних, если не последняя эландская лайба. И называлась подходяще: «Прощай».