Дом у озера - Кейт Мортон (2016)

У входа теснилась очередь, дети и взрослые восторженно болтали, ныряя под огромный полог и занимая места на покатых скамьях. Солнце палило вовсю, и запах разогретых полотнищ смешивался с запахом предвкушения. Наконец по шатру раскатилась барабанная дробь, голоса стихли, зрители нетерпеливо замерли на краю сидений. Шпрехшталмейстер важно выхаживал по арене, львы рычали, слоны носили танцующих девушек по кругу. Элис завороженно смотрела, лишь изредка отвлекаясь на то, чтобы взглянуть на отца, впитать его сосредоточенный взгляд, впалые щеки, чисто выбритый подбородок. Его присутствие до сих пор не утратило новизну, он был завершающим элементом головоломки, тем человеком, по кому они скучали все военные годы, даже не сознавая того. Запах мыла для бритья, пара больших ботинок в прихожей, теплота глубокого хрипловатого смеха.

После представления отец купил пакетик арахиса, и они ходили от клетки к клетке, просовывали сквозь прутья руки и раскрывали ладошки, чтобы их лизнул шершавый язык. Торговец с веселой разноцветной тележкой продавал сладости, и Элис канючила, пока отец не уступил. С карамельными яблоками в руках, довольные и усталые, они направились к выходу, где натолкнулись на человека с деревянными обрубками вместо ног и куском металла, закрывающим половину лица. Элис уставилась на него, решив, что это очередной ярмарочный аттракцион, вроде бородатой женщины или клоуна-карлика в цилиндре и с печальным намалеванным лицом, но отец ее удивил. Он опустился на колени перед калекой и тихо заговорил с ним. Время шло, и Элис, доев яблоко до липкой палочки, заскучала, нетерпеливо переминаясь в пыли.

Домой возвращались по скалам; внизу грохотало море, на полях под паром цвели маргаритки, а отец объяснял, что человек в металлической маске тоже был солдатом, как и он сам, но не всем повезло вернуться в прекрасный дом к красавице жене и детям, многие оставили часть себя на полях сражений во Франции.

– Только не ты! – смело заявила Элис, гордая, что отец вернулся целым и невредимым, сохранил обе стороны красивого лица.

Что ответил Энтони, осталось тайной: Элис, которая шла, балансируя, по краю каменного выступа, поскользнулась, упала и сильно разбила коленку. Боль была ужасной, словно металлической, и Элис, заливаясь горючими злыми слезами, гневно закричала, что этот противный камень выскочил навстречу и споткнул ее. Отец перевязал разбитую коленку своим носовым платком, говоря что-то ласковое, от чего сразу перестало болеть, а потом посадил Элис на спину и отнес домой.

– Твой папа умеет лечить, – сказала ей позже мама, уже после того, как довольных, разрумянившихся на солнце девочек искупали, причесали и накормили в детской яйцами вкрутую. – Когда тебя еще не было, он ходил в большой университет, куда могут попасть только самые умные люди в Англии. Там он научился делать людей лучше. Там он стал врачом.

Элис нахмурилась, усваивая новую информацию, потом покачала головой.

– Мой папа не врач! Он совсем не похож на доктора Гиббонса! – (У доктора Гиббонса были холодные пальцы и пахло изо рта.) – Мой папа волшебник!

Элеонор улыбнулась, посадила девочку к себе на колени и прошептала:

– Я рассказывала тебе, что папа спас мне жизнь?

Элис устроилась поудобнее, чтобы услышать историю, которая вскоре станет у нее одной из самых любимых. Мама рассказывала так красочно, что Элис словно чувствовала запах выхлопных газов и навоза, видела запруженную автобусами, машинами и трамваями Мэрилебон-стрит, ощущала страх матери, когда та увидела, что на нее несется реклама чая «Липтон».

– Элис?

Она мигнула. Питер, ее помощник, переминался с ноги на ногу.

– Уже скоро, – сказал он.

Элис взглянула на часы.

– Возможно, хотя пунктуальных людей очень мало, Питер. Мы с тобой исключение.

Она старалась говорить беззаботно, но, судя по сочувственной улыбке Питера, ей это не удалось.