Дом у озера - Кейт Мортон (2016)

Элис произнесла это таким тоном, что Сэди задумалась: а не известно ли ей о ее подростковом увлечении? О компанейском парне с блестящей машиной, от улыбки которого у Сэди подгибались колени?

– Бенджамин Мунро ушел из Лоэннета как раз перед тем, как пропал Тео.

– Да, у него закончился контракт.

– К пропаже Тео Мунро не имел никакого отношения.

– В бытовом смысле – нет.

Сэди устала от загадок.

– Тогда я не понимаю, зачем мы вообще о нем говорим.

Элис выпятила подбородок.

– Вы спрашивали, почему мама чувствовала себя виноватой в том, что случилось с Тео. За неделю до Иванова дня моя старшая сестра Дебора рассказала отцу нечто такое, от чего он впал в ужасное состояние. Я выяснила это только недавно. По-видимому, у моей матери был роман с Бенджамином Мунро.

Глава 25

Корнуолл, 1931 г.

Второй раз Элеонор влюбилась в тридцать шесть лет. Нет, речь не шла о любви с первого взгляда, как когда-то с Энтони; в тысяча девятьсот тридцать первом году она сильно отличалась от той девочки, которой была двадцать лет назад. Но у любви много цветов, и это произошло так: дождливый Лондон, врач на Харли-стрит, чай в «Либерти», море черных зонтов, многолюдный вокзал, тускло-желтое сиденье в холодном вагоне.

Раздался свисток. Поезд отправлялся точно по расписанию. Элеонор глядела в окно на пути, черные от сажи и копоти, и даже толком не заметила, как молодой человек запрыгнул в вагон и занял место напротив. Она увидела его отражение в стекле – молодой, лет на десять моложе самой Элеонор. Он сказал своему соседу, что ему повезло: в последнюю минуту успел купить билет, который кто-то сдал. Элис отметила, что у незнакомца приятный голос, и больше не обращала на него внимания.

Поезд в клубах дыма отъехал от станции. Дождь усилился, ручьями бежал по стеклу, и все снаружи словно растворилось. Пока Лондон сменялся пригородами, Элеонор прокручивала в памяти встречу с доктором Хаймером и думала, не слишком ли много она рассказала. Чопорная маленькая машинистка в углу, которая усердно печатала на своей машинке все, что говорила Элеонор, уже тогда вызывала неприятные чувства, сейчас же от мысли о ней Элеонор замутило. Она знала, как важно быть честной с врачами, дословно передавать слова Энтони и рассказывать о всех его поступках, тем не менее, когда Элеонор мысленно строила фразы, когда слышала собственные слова, ее не покидало тяжелое, болезненное ощущение, что она предала своего мужа, которого поклялась защищать.

Энтони ведь гораздо больше, чем симптомы, которые его мучают! Элеонор хотелось донести до доктора, как добр Энтони с девочками, каким веселым, красивым и целеустремленным он был, когда они познакомились, и как несправедливо, что войне позволено опустошить человека, разодрать полотно его жизни, не оставив ничего, кроме обрывков мечты. Но что бы Элеонор ни говорила, доктор не понимал, что она любит своего мужа и хочет его спасти, как когда-то он спас ее. Ей хотелось, чтобы доктор освободил ее, исправил ее ошибки… А он сидел, солидный, в сером костюме и очках в проволочной оправе, важно кивал, прижимая к губам ручку, и время от времени что-то черкал на полях блокнота. Слова Элеонор превращались в бусины и скатывались с напомаженных волос врача, как капли воды с утиной спинки, и все это время в сдержанной больничной тишине кабинета раздавался укоризненный цокот клавиш печатной машинки.

Элеонор не осознавала, что плачет, пока молодой человек напротив не протянул ей свой носовой платок. Она удивленно подняла голову и увидела, что вагон опустел, кроме них осталась только пожилая женщина, которая сидела на краю скамьи у самого выхода. Элеонор так задумалась, что не заметила, как во время пути поезд останавливался на станциях.