А потом целовал. Как в последний раз, хотя почему как? Наверняка, так оно и есть, и от этого еще горчее было, еще острее. Прикусывал гладкую кожу. Нюхал. Втягивал в рот острые соски. Мял руками ее тело. Погружался, долбился в него, пьянел, терял разум. Янка тесно обхватывала меня ногами, вспотевшие тела скользили друг о друга, и я думал, что просто сдохну сейчас и, наверное, это будет лучшим выходом из ситуации.

Янка выгнулась, подставив под мой рот грудь, впилась ногтями в плечи. Я же, кончая, вдруг вспомнил, что член нужно было вынуть. Только поздно. И оргазм застал меня внутри нее, стенки влагалища содрогаются отголосками удовольствия, которые словно играют на моих нервах — приятно до боли. Охуенно.

Я скатился с Янки и лег рядом. Уставился в темный потолок. Лежим, слушаем дыхание друг друга.

— Знаешь, а ведь все зря, — вдруг говорит Яна. — Я не забеременею. Просто знаю, и все. Уверена.

Молчим. Я опустошен до предела. Хочется орать от безысходности и танцевать от восторга. Вот оно как бывает. Только колено чуть покалывает, хоть какая-то в жизни стабильность.

— Я найду донора. Землю переверну.

— Я знаю, — коснулась моего плеча, хотелось за руку ее поймать, прижать к груди, чтобы слушала, как бешено, захлебываясь от эмоций, бьется мое сердце. — Зато я не думала. Ни о чем. Вообще.

В гостиной тихо заплакала дочка. Именно так, как она умеет мастерски — горько, выворачивая душу.

— Иди, — тихо сказала Яна. — Твоя Катя проснулась.



Глава 15. Яна

Папа догадался сам. Не удивительно даже, я столько тянула, не в силах вообще найти слова чтобы рассказать. Моя тайна висела надо мной Дамокловым мечом.

— Все плохо? — вдруг спросил он позвонив ранним утром.

Утром того самого дня, когда я проснулась в своей постели разбитая, с похмелья, а на трусах, что валяются в ванной на пол брошенные — жизнь без ребенка здорово расслабляет, сохнет пятнами сперма Ярослава.

О да, папа. Все плохо. Ты даже не представляешь, насколько. Он знал, что Илья лежит в больнице из-за раны, навещал его, и только. Нужно все сказать, пока не началось лечение. Уже и Илья на меня обиделся, что ему приходится из-за моих страхов деду врать.

— Приезжай, — попросила я. — Расскажу.

Он приехал через два часа, точно похерив работу. Я как раз была на работе, бессмысленно пялилась в монитор экрана. Я никому не рассказала о том, что сейчас с Ильей происходит. У меня сложились дружеские отношения с моими коллегами, но мне не нужна была их жалость, да и зачем валить на чужих людей свое горе?

С отцом мы говорили в машине. До квартиры он бы не до терпел просто, а кафе и другие публичные места не подходят для таких вестей. Здесь хоть какая-то иллюзия уединения. Я говорила максимально нейтрально, стараясь напирать на хорошие прогнозы, но разве можно рассказать о таком оптимистично?

Папа словно разом состарился и поник. Достал сигарету, закурил, я окно приоткрыла, выпуская сизый дым наружу.

— Это я виноват, — вдруг сказал папа.

— Здрасьте, — опешила я. — С чего бы это?

Он глубоко затянулся, огонек на кончике сигареты полыхнул оранжевым, затем выбросил окурок.

— Не надо было…

И не договорил. Настаивать я не стала. Он тронул автомобиль к больнице, по пути мы молчали. Уже там, приехав, я сказала ему.

— Что бы ни было… Ничего в прошлом не могло на это повлиять. Если так судить, то я столько ошибок допустила, хоть в петлю лезь.

— Дура, — усмехнулся отец.