Бывший муж - Ирина Шайлина (2020)

На парковку мы с Ярославом шли вместе. Он говорил по телефону, сначала по русски, затем по английски — я не вслушивалась.

— Как ты себя чувствуешь? — спросил он, сбросив звонок.

— Нормально, — подумав ответила я. — Обычно.

О том, что было ночью мы не говорили. Да и к чему обсуждать? Он женат на Даше, где бы она не была, этого факта не откинуть. Я замужем за своими проблемами. Я чувствую легкую усталость, головокружение — последствия принятия алкоголя. А легкая горечь — переживу. Я бывалая, и не такое переживала. А беременность… Наверное, все мои яйцеклетки просто парализовало страхом перед будущим.

— Мне факс пришел, по Илюшке, — сказал Ярослав. — Отправили домой, у меня там почти филиал… Его нужно передать врачу, а у меня совещание через пятнадцать минут. Заберешь?

— Хорошо.

— Я предупрежу няню.

А я вновь успела позабыть о том, что у него есть Катя. Маленький ребенок моего бывшего мужа, не имеющий отношения ко мне. Я кивнула, вновь соглашаясь, в мою ладонь легла внушительная связка ключей. Ярослав закурил — сколько уже можно? Я же села в свою маленькую машинку и уехала.

Камера, подвешенная над дверьми подъезда казалась следила за мной. Я вошла, консьерж кивнул мне — уже знакомы. В зеркальном лифте разглядела свое отражение, в очередной раз подумав, что краше в гроб кладут.

В квартиру вошла тихонько — вдруг младенец спит. Но Катя не спала, протяжно плакала на одной ноте, невыносимо тоскливый звук. Когда уставала, останавливалась перевести дыхание, затем начинала снова. Я покосилась на сверкающий паркет и все же разулась.

Няня возилась на кухне, гремела чем-то. Малышка была в гостиной, лежала на развивающем коврике, который в силу возраста ей пока не особо интересен, и исполняла свою тоскливую арию. Я отвела взгляд — мне это не нужно. Вошла в кабинет.

Здесь сумрачно — жалюзи опущены. Немного пыльно. На столе громоздятся кипы бумаг. Посередине комнаты, на ковре брошенная ручка. Я подняла ее и положила на стол. Затем нашла факс. Внимательно изучила документ — все, что касалось моего сына, касалось и меня. Мне он ни о чем не говорил, просто столбики цифр, слова, человеку далекому от медицины больше напоминающие тарабарщину на чужом языке. Огляделась, нашла стопку документов в пластиковой папке, вытряхнула их — нашей бумажке защита нужнее. Вдруг в ней что-то предельно важное?

Вышла и осторожно прикрыла за собой дверь. Но тишину соблюдать не было никакой нужды. Катя перестала плакать, но не уснула. Смотрела в одну точку на потолке. Лицо красного цвета — видимо рыдала долго. На щеках подсыхающие дорожки слез.

Я шагнула, она меня увидела, уставилась на меня уже, и снова скривилась, собираясь плакать. Мне чужие дети не нужны. Но… Катю было остро жаль. Она вдруг показалась мне сиротой, опять же — никому не нужной. Под ее тоскливый плач я решительно прошла на кухню. Няня была занята тем, что мыла бутылочки — их перед ней стояла уже целая батарея, начищенных, до блеска.

— У вас ребенок плачет, — сказала я.

— Я знаю.

— И вы ничего не сделаете?

Женщина повернулась ко мне и отставила очередную, не домытую, в пене бутылочку.

— Это не ваше дело, — ответила она.

Она права — не мое. Но меня захватила ярость. Злость. А еще — обида. Ей, блять, деньги платят, этой женщине. А для облегчения мытья бутылок стерелизатор есть.

Я решилась уйти, вышла в коридор. Тем более Катя снова плакать перестала, но теперь ее молчание казалось мне обреченным. Словно она поняла, что ничего хорошего от жизни ждать не стоит. И я вернулась в гостиную, взяла ребенка на руки. Она горько всхлипнула, взмахнула крошечным кулачком, повернулась, отыскивая мое лицо взглядом.

— Положите ребенка на место, — сказала няня. — Иначе я вызову полицию.

— Она плакала.