Спаси моего сына - Полина Рей (2021)

– Нет. Сказать хотел, что развод дам.

Знаете чувство, когда слышишь то, чего добивалась всё это время?

Ну, скажем, выгоняешь мужа из дому во время крупной ссоры, в которой он виноват на все сто, а когда уходит, понимаешь, какой ужас внутри? Именно сейчас я испытываю его в полной мере.

Одно дело повторять себе, что это конец, но видеть, что это не так. Хвататься за призрачность, понимая, что у тебя в руках вместо неё – неизбежность. И совсем другое слышать, что и твой муж готов дать тебе развод.

– Хорошо. Значит, в суд идти не придётся.

Говорю это, а у самой голос дрожит так, что я вибрации слышу. Но мне нужно быть сильной. Пусть и вынужденно, но я просто обязана таковой стать.

– Не придётся.

Даня поднимается на ноги. Делает шаг ко мне. Нависает сверху и шепчет сбивчиво:

– Но от тебя не отступлюсь. Завоюю снова, несмотря на этих всех твоих хахалей новых. Завоюю так, чтобы не сомневалась, что ты мне нужна. А потом, если согласишься – сыграем роскошную свадьбу.

Он быстро уходит. Обувается в прихожей, выходит из квартиры. И мне остаётся только одно – совершенно непонятное чувство, которому я не могу дать названия. Впрочем, Верниковский вроде как вручил мне свободу… пусть и в данный конкретный момент.

И сейчас у меня есть возможность просто побыть наедине с собой и ни о чём не думать. Впрочем, очень сомневаюсь, что мне это всё же удастся.

– София! Соня! – слышу голос, в котором явственно различаю совершенно чёткие интонации, и знаю, кому он принадлежит.

Тому, чьи солнцезащитные очки так и лежат у меня в квартире. Сердце вроде бы бьётся спокойно, но как только оборачиваюсь на голос, немного ускоряет ритм.

– Привет, – улыбаюсь Саше, он тоже немного кривит губы в ответной улыбке. – И как мы не догадались просто обменяться номерами телефонов? – качаю головой, подходя к Дарьялову. – Давно ждёшь?

– Только подъехал. Я тоже не сообразил тогда в парке номер твой спросить.

Он усмехается, смотрит на меня с прищуром. Совсем не понимаю, почему от взгляда этого меня в жар бросает.

– Поднимешься за очками? У меня кофе новый… вкусный.

Лепечу, как будто мне не под тридцать, а в два раза меньше, и передо мной – объект моих мечтаний. Дарьялов качает головой, и у меня внутри всё замирает.

– За очками поднимусь, кофе пить не буду. Я тут просто рядом был, решил заскочить.

И почему от этих слов мне становится так… неприятно?

– А, окей, – пожимаю плечами. – Могу вообще тебе их принести.

– Я не потому, что не хочу, – говорит Дарьялов. – Просто у меня собака в машине.

Мой взгляд инстинктивно скользит по авто Саши. Цепляется за приоткрытое заднее стекло, за которым ничего, впрочем, не видно.

– Можно посмотреть? – спрашиваю, а сама уже иду к машине.

– Конечно.

Дарьялов оказывается рядом, распахивает дверцу, и я… застываю на месте. На меня с ужасом смотрят два огромных глаза какой-то настолько крошечной и худой собаки, что не сразу соображаю, что это за порода. Потом малышка жалобно и очень тоненько скулит и, закрыв глаза, прижимается всем своим телом к сидению.

– Что с ней? Она будто год не ела!

Перевожу взгляд на Сашу, на лице у которого то жёсткое выражение, с которым он тогда мне про пожар и Марка рассказывал. Что-то совсем не вяжется у меня в голове – спасатель, а так собаку замучил?

– У пи… короче, у малолетних идиотов двух забрали. Ну, как малолетних? Вроде под два десятка обоим, а без мозга. Хотя бы одного на двоих.

– Они над ней издевались?

– Можно сказать и так.

– И куда её сейчас?

– Волонтёрам знакомым отдам. Свозят в клинику, потом пристраивать будут.

Собачка так и продолжает вжиматься всем тельцем в сидение. Дрожит так, что удивительно становится, как вся машина не ходит ходуном. Мы стоим рядом с Дарьяловым, так близко, что я касаюсь плечом рукава его куртки. И вдруг говорю то, что даже толком не успела обдумать: