Все цветы Парижа - Сара Джио (2019)

Никогда не забуду, как Антуанетта закрыла глаза и сказала мне, как она жалеет, что немцы не забрали и ее. Потому что ее наказали еще хуже – разлучили с семьей, которую она любила, и теперь она снова осиротела.

Сюзетта вздохнула.

– А я сказала ей, чтобы она не теряла надежды, – продолжала я. – Что она еще увидит ее любимого Менделя, в этой жизни или в следующей.

Мы свернула в переулок. Я остановилась и посмотрела Сюзетте в глаза.

– Это относится и к нам с тобой, Сюзетта. Знаешь, почему Антуанетта уцелела и почему мы с тобой тоже уцелеем?

– Почему? – удивилась она.

– Потому что она лотос, и мы с тобой тоже.

– Лотос?

Я улыбнулась, вспомнив историю, которую давным-давно рассказал мне папа.

– Такой цветок. Ты когда-нибудь видела лотос?

Она покачала головой.

– Они роскошные, – сказала я. – Но дело даже не в их красоте. Цветы лотоса проделывают долгий, мучительный путь. Их семена прорастают в мутной болотной воде среди ила, гниющих обломков древесины и растений. Чтобы расцвести, лотос должен пробиться через этот жуткий мрак, где его могут съесть рыбы и насекомые, расти и расти кверху, зная или хотя бы надеясь, что где-то там, над поверхностью воды, светит солнце, что ему надо собрать все силы и пробиться туда. А пробившись на свет, он с триумфом расцветает. – Я положила руки на плечи подруги. – Сюзетта, ты тоже лотос.

Она жалко улыбнулась.

– Сейчас ты, может, находишься глубоко под водой, среди ила и грязи. Но ты расцветешь.

– Селина, я завидую твоей уверенности в жизни. А я боюсь, все время боюсь всего.

– Мы все боимся, – прошептала я.

Впереди показался мой дом, и на следующем углу мы попрощались. Я повернула направо, она налево, и каждая из нас пошла своей дорогой, но с одинаковой целью: вынырнуть из мутной воды и расцвести при свете дня.

Из оставшейся картошки я сварила нехитрый суп, аккуратно перелила его в бело-голубую фарфоровую супницу, которую так любила моя мама, и позвала папу и Кози к столу. У нас не было ни лука-порея, ни крем-фреш, но все равно вышло неплохо.

– Как у тебя дела в школе? – спросила я у дочки.

Мы с папой решили, что ей надо пока ходить в школу, несмотря на наши неприятности и опасения. Школа была на другой стороне площади, и Кози уже знала, что ей нельзя останавливаться по дороге или как-нибудь еще привлекать к себе внимание. Кроме того, она любила школу, и разлука с подругами огорчит ее.

Всегда веселая, Кози молча уставилась в свою тарелку.

– Что-то случилось, доченька?

Она кивнула и подняла на меня глаза. Они были полны слез.

– Алина сказала, что мы больше не можем дружить.

– Ох, милая! – Я взяла ее за руку, вспомнив наших соседей со второго этажа.

– Это все из-за той желтой звезды, – продолжала она, прижав к груди коленки. – Я ненавижу желтую звезду.

Мы с папой встревоженно переглянулись.

– Я тоже ее ненавижу, доченька, – сказала я, пытаясь ее утешить.

Ее глаза смотрели мне в лицо, ища на нем ответ или хотя бы надежду, что все будет хорошо.

– Мама, – снова заговорила она со слезами, – вдруг никто не захочет дружить со мной? Что тогда?

Я выпрямила спину.

– Тогда они глупые девочки, и тебе будет лучше без них. К тому же у тебя есть я, есть дедушка и месье Дюбуа. Мы всегда будем твоими друзьями.

Дочка кивнула, слабо улыбнулась и снова принялась есть суп. Потом я разрешила ей пойти в гостиную, и она устроилась с книжкой на софе, укрывшись одеялом.

– Как ты прогулялась? – спросил шепотом папа.

– Увы, я ничего хорошего сказать не могу.

Папа широко раскрыл глаза, когда я пересказала ему услышанное в «Жанти». Я видела, что он тоже упал духом. Каждый день приносил неприятные новости. С каждым часом наш страх увеличивался. Я застывала каждый раз, слыша шаги в коридоре или скрип ступенек на лестнице. Неужели это пришли за нами?