Все цветы Парижа - Сара Джио (2019)

– Я знаю, моя хорошая, – ответила я дрогнувшим голосом и легла на кровать. Я устала, но должна быть сильной ради нее. И я буду сильной. Мы выберемся из этой переделки. Вместе.

Вскоре я услышала шаги в коридоре.

– Тсс, – шепнула я Кози, вскочив на ноги. – Кажется, кто-то идет.

Через мгновение дверь открыла строгая женщина, высокая, на десяток сантиметров выше моих метра шестидесяти. Лет шестидесяти, может, старше, в накрахмаленном синем платье и белом фартуке. Волосы убраны в строгий пучок под белым чепцом. На лице женщины появились хмурые морщины, а рот ощерился, когда ее глаза встретились с моими. Это была экономка, про которую сказал мне Рейнхард.

– Я мадам Гюэ, – сообщила она, оглядев меня с ног до головы; так смотрят на кусок свинины для жаркого в мясной лавке, когда забракуют его, найдя кусок получше. – Ты не такая, как та, что была до тебя. Она не выдерживала моего взгляда. – Экономка снова направила на меня долгий взгляд, потом резко повернулась. – Обед в пять. Не опаздывай.

Дверь закрылась, а шаги удалились.

– Можешь вылезать, доченька, – прошептала я. Кози осторожно выглянула из-под кровати.

– Я не могу решить, мама, – сказала она, очевидно размышляя над чем-то.

– Что решить?

– Вот эта тетя… Я не поняла, то ли она плохая, то ли просто… грустная.

Я любила в моей малышке ее прирожденную склонность искать хорошее в людях, даже в этой суровой экономке с ее каменным сердцем.

Дочка посадила на колени месье Дюбуа.

– Дедушка говорит, что некоторые люди кажутся плохими, но на самом деле они просто грустные.

Слезы жгли мне глаза, но я моргнула и прогнала их. Я думала о моем бедном отце, сидевшем, сгорбившись, в кузове немецкого грузовика. Мне было невыносимо больно за него…

– Да, – подтвердила я, взяв себя в руки. – Наш дорогой дедушка прав. Но насчет этой мадам Гюэ я ничего не могу сказать. Может, она грустная, а может, просто… плохая, очень плохая. Все равно нам надо быть осторожными. – Кози кивнула.

– Тот плохой дядька вернется?

– Да, и, возможно, скоро.

Дочка покачал головой.

– Вот в нем совсем нет добра. Ни капельки.

– Боюсь, ты права, доченька. Поэтому никак нельзя, чтобы он нашел тебя.

– Мама, – прошептала она. – Мне надо в туалет.

Меня захлестнула паника. Как нам быть с этим? Удастся ли мне прятать дочку в этой крошечной комнате.

Я медленно открыла дверь, чтобы петли скрипели как можно тише, вышла на цыпочках в коридор и с облегчением обнаружила, что ванная комната была напротив нашей. Кози нырнула в нее, и я заперла за нами дверь.

– Быстрее, – велела я.

Она кивнула, изо всех сил стараясь быстро сделать свои дела, и дернула за цепочку слива. Возле раковины я заметила керамический кувшин, налила в него воды, и мы тихонько вернулись в спальню. Я поставила кувшин на пол между кроватью и окном.

– Мы будем держать тут воду на случай, если я уйду из комнаты на… некоторое время.

Кози кивнула.

– А когда ты выпьешь воду, в кувшин можно…

Она хихикнула.

– Мама! Так неприлично!

– Ну, в чрезвычайной ситуации дозволено все, – улыбнулась я.

Она подбежала к окну.

– Мама, гляди! Отсюда видно все! И рынок, и мою школу тоже! Интересно, какой там сейчас урок, арифметика или музыка? Я кажусь себе птицей, мама! – Она в шутку замахала руками. – Я могу… улететь отсюда.

Я не сразу сообразила, что Кози могут заметить с улицы.

– Ой, доченька! Отойди от окна. Вдруг тебя кто-нибудь увидит?

Она отскочила от окна и мрачно кивнула.

– Да, тогда они скажут про меня плохому дядьке.

– Да, – подтвердила я. – Нам нельзя рисковать.

Дочка села на кровать рядом со мной и положила голову мне на грудь.

– Я так беспокоюсь за дедушку.

– Знаю. – Я вздохнула. – Я тоже беспокоюсь. Но знаешь что?

– Что?