Исчезающие в темноте - Наталья Тимошенко (2018)

Рита почувствовала, как медленно краснеют щеки, а сердце наливается жалостью к несчастной балерине. Теперь стала понятной и ее болезненная худоба, и бледный вид. И уж совсем вишенкой на торте Рита испытала непонятный стыд за свою полную тарелку жаркого из ароматной свинины.

— И где же твое искусство? — насмешливо поинтересовался Франц, пристально глядя на Марка. — Где картины? Где выставки? Стал бы адвокатом, мог бы и с тростью ходить в суды.

— Я и рисовать с ней могу, — пожал плечами Марк, беря в руки трость, которая стояла рядом. — Ты же не думаешь, что я из-за нее бросил живопись? — Он с такой же насмешливой ухмылкой посмотрел на брата.

Тот заметно стиснул челюсти, а его жена покраснела и опустила глаза, как будто была лично виновата в том, что Марк больше не пишет картины.

— Марк, пожалуйста, не порти ужин, — абсолютно спокойным тоном попросил его отец, большую часть ужина предпочитавший молча наблюдать за всем происходящим.

И неожиданно Марк решил послушаться. Он лишь едва заметно пожал плечами, как будто выступал исключительно в защиту Анны, повернулся в сторону, чтобы поставить на место трость, и — нечаянно, как могло показаться всем остальным, но специально, как была уверена Рита — задел ею бокал с вином. Тот изящно опрокинулся на бок и выплеснул содержимое аккурат Рите на платье.

Она подскочила со стула, беспомощно глядя на то, как по светло-серому подолу стекают вниз красные струйки вина, и едва сдерживая слезы негодования. Нестерпимо захотелось выхватить у Марка трость и от души треснуть ему ею по спине.

— Ох, прости, — удивительно натурально воскликнул Марк, схватив со стола белоснежное полотенце и пытаясь вытереть им вино. — Кажется, мне придется купить тебе новое платье? — Он невинно улыбнулся, и Рита только скрипнула зубами от бешенства.

— Ничего страшного, сейчас мы все исправим, — засуетилась Елизавета Дмитриевна. — Пойдемте, Маргарита.

Рита вышла вслед за ней из столовой, напоследок пообещав Марку взглядом страшную смерть в мучениях. Как он и говорил, Елизавета Дмитриевна повела ее в ванную на втором этаже.

— Здесь больше места, сможете нормально все застирать, — пояснила она, включая свет и пропуская Риту внутрь, но, увидев огромное пятно на платье, только вздохнула. — Боюсь, милочка, платье испорчено, и вам на самом деле придется заставить Марка купить новое. Давайте я дам вам что-нибудь надеть, не сидеть же в мокром, — снова, как и предсказывал Марк, предложила она. — У Ирины похожий размер, наверняка вам что-нибудь подойдет.

Рита заложила длинную прядь распущенных по случаю торжественного ужина волос за ухо, чтобы не мешалась перед глазами, и наклонилась чуть ниже, рассматривая пятно. Елизавета Дмитриевна была права: его уже не отстирать.

— Какие у вас красивые сережки, — не удержалась от восхищенного возгласа та.

Рита от удивления выпрямилась, забыв про пятно, и посмотрела на нее.

— Правда?

Мама Марка подошла ближе, с интересом разглядывая украшения в ее ушах.

— Правда. Кажется, старое серебро, настоящие изумруды. Вы позволите?

Рита сняла одну сережку и протянула ей.

— И в самом деле, она очень старая, — как будто самой себе говорила Елизавета Дмитриевна, крутя ее в руках. — Кажется, я даже знаю, кто был их первой хозяйкой.

— И кто же? — спросила Рита, до этого дня считавшая, что сережки, конечно, красивы, но вовсе не настолько уникальны, чтобы знать их первую хозяйку.