Роза и крест - Элеонора Пахомова (2018)

— Легко! — рассмеялся Погодин. — Любезнейший, плесните колдовства в хрустальный мрак бокала, — обронил он проходящему мимо официанту.

— Сей момент, — подыграл тот.

— Хватит это терпеть! — донеслось из-за стола, где председательствовала Лис.

Кажется, Погодин не ошибся, рекомендуя норвежке собеседников, она отлично влилась в компанию. Поначалу они что-то живо обсуждали, даже «брезгливый» заулыбался, время от времени отбивая Лис «пять». Теперь, видимо, они решили обучить заграничную единомышленницу ходовым фразам российской оппозиции.

— Отвезу-ка я ее домой, Мирослав. Норвежская женщина и русская водка — вещи, по-моему, несовместимые.

— Отвезу-ка я сам вас всех домой, Ваня.

— Хватит это терпеть… Хватит терпеть, — бормотала дорогой пьяненькая Лис, будто заучивая новую фразу.

Оказавшись дома, Замятин рухнул в постель. Ему показалось, что он сомкнул глаза лишь на секунду, погрузившись в блаженное небытие, как вдруг темноту, будто молния, полоснул пронзительный звук. Звонил мобильный телефон. Еще в полудреме, шаря рукой по тумбочке, майор понял, что ничего хорошего этот звонок не сулит.

IX

Влюбленные

Через день после посвящения Фриде приснился Осирис. Он лежал на сочной зеленой траве, положив голову ей на колени. Она смотрела сверху вниз на его лицо, проводила пальцами по гладкому лбу, прямому носу, шелковистым ленточкам бровей, ощущала упругость извилистого контура губ. Фрида кормила его лесной ежевикой. Он аккуратно зажимал ягоды мягкими губами, а потом они исчезали у него во рту. Проглотив кисло-сладкую мякоть, Осирис улыбался ей, обнажая идеальные зубы, и его синие глаза лучились радостью и чем-то еще. Фриде сложно было подобрать слово для того, что она читала в них, но то, как он смотрел, волновало ее, и она запускала ладонь в его каштановые волосы, проводя ею от виска к затылку.

«Божественно красивый», — думала она, в полудреме чувствуя, как наливается тяжестью гладкий металлический шарик в районе солнечного сплетения, готовый вот-вот ухнуть в низ живота, набрав нужный вес.

«Нельзя, Фрида! Нельзя! — одернула она себя мысленно, открыв глаза. — Ты дала клятву, помнишь? Истинная любовь одна — та, что звенит на самой чистой, эталонной ноте, как колокольчик в высокогорной тиши, и случается сразу и навсегда. Так будь верна ей! Ведь любовь — единственная истина и единственный закон! Единственная константа и связь с миром высшего. Не предавай ее! „Любовь есть закон, любовь, подчиненная воле”,— помнишь?»

Она еще какое-то время полежала, смакуя послевкусие волнующего сна, прежде чем волевым решением заставила себя забыть про него раз и навсегда. Прикосновения шелковистого постельного белья к обнаженному телу были в этой ситуации совсем некстати, и Фрида заставила себя проснуться окончательно, сесть на кровати, потянуться.

Солнечный свет сочился в комнату сквозь приоткрытые кремовые шторы. На секунду показалось, что вот сейчас она отдернет полотняную завесу — и за окном блеснет оконными стеклами вовсе не Москва, а Париж. Как тогда, много лет назад, под покатой крышей мансарды.