Крик - Николя Бёгле (2018)

Молодая блондинка ласково улыбалась старику, держа его за руку. Старик поблагодарил ее, прикрыв и подняв веки – на большее сейчас был неспособен. Уже два года он не вставал с постели, не мог долго обходиться без аппарата искусственного дыхания, а питание получал внутривенно. Взгляд, замутненный сном, обежал комнату, скользнул по потолку с лепниной и задержался на одной из картин, украшавших стены. На самой любимой. Почти идеальная копия портрета Пушкина кисти Петра Кончаловского. Поэт держит в руке перо, задумчиво покусывая кончик, словно вот-вот на бумагу вместе с легким дыханием творца повеют стихи.

– Вам нравится эта картина, да? – спросила белокурая медсестра, надевая ему на руку какую-то медицинскую штуковину – браслет на липучке. – Напоминает о родной стране?

«Если б ты знала, милочка, сколько крови было пролито, чтобы добыть оригинал, – подумал Лазарь. – Если б ты знала, за кем сейчас ухаживаешь, сбежала бы отсюда со всех ног, бедняжка. Хотя, может, и нет. Может, ты такая же, как те бабы, которых я немало повидал на своем веку, – они готовы притворяться слепыми и глухими, лишь бы им было тепло и не дуло».

– Шесть целых три десятых. Лучше, чем вчера! Ну просто очень хорошо! – радостно сообщила блондинка.

– Ничего хорошего. Но вы не дадите мне умереть до тех пор, пока я не найду ублюдков, которые со мной это сделали. Вам ясно?

Сорванный, скрипучий голос потонул в приступе кашля, и медсестра тотчас заботливо склонилась к больному:

– Тише, тише, вы так себе только навредите.

– Да вы хоть понимаете, во что они меня превратили?! – просипел Лазарь.

Возле кровати, на тумбочке, заваленной лекарствами, стояла черно-белая фотография в рамке: молодой человек в ладном костюме, очень красивый, статный, с чеканным лицом и пронзительным взглядом. Глядя на него, медсестра каждый раз думала, что в ту пору, когда был сделан этот снимок, Лазарь показался бы ей не просто привлекательным, а прямо-таки неотразимым.

Теперь же от него остался скелет, обтянутый бледной желтоватой кожей, и виной тому была не только старость. Глубокие морщины словно свидетельствовали о том, что это лицо долгое время кривилось от боли. Скрюченные пальцы, будто начавшие сжиматься в кулаки и застывшие в таком положении, хранили память о мучениях, от которых когда-то его не могли избавить ни крики, ни мольбы. А глаза, подернутые белесой дымкой, казалось, принадлежали человеку, мечтающему ослепнуть, чтобы даже мысленным взором не видеть собственных страданий.

Но в самой глубине мутных светло-голубых, почти белых глаз ярко горел огонек ненависти – единственного топлива, которое поддерживало в нем жизнь.

– У них поначалу было много подопытных… – заговорил Лазарь сдавленным голосом, схватив медсестру за руку. – Они искали тех, кто это выдержит, а когда находили, ставили на лоб клеймо, как скотине. Им нужны были люди, которые смогут сопротивляться их машине, вытерпят эксперимент до конца… Вот я таким и оказался. Не потому, что хотел, просто у меня была хорошая подготовка… специальные навыки…

В общем, как дурак, попал в круг избранных. Очень узкий круг. Я был вторым и, видимо, последним… – Он привычным, механическим жестом поднес руку ко лбу и принялся остервенело чесать его скрюченными пальцами. – Мы не узнали, почему с нами это делали! А теперь я сдохну, так и не вырвав у них правду!

– Перестаньте, сейчас опять до крови расчешете. – Медсестра ласково отвела руку старика, погладила его лоб ладонью, смахнув слипшиеся от пота волосы, и смазала кремом толстые покрасневшие рубцы, которые складывались в число «488». – Ну вот, так лучше. А теперь вам надо подкрепи… – Она осеклась, потому что в этот момент раздался звонок в холле на первом этаже. – Вы кого-нибудь ждете?

Лазарь, не менее удивленный, взглянул на монитор видеонаблюдения, стоявший рядом с кроватью.

Медсестра, увидев, что больной сверхчеловеческим усилием пытается подняться, поняла, что происходит нечто важное.