Театральная площадь - Валерия Вербинина (2018)

— Я. Я не ушел из театра… Прятался там и почти все видел. Как Дарский ругался с Бельгардом, как Благушин вытащил труп, а потом затаскивал его обратно… Тело засунули под лестницу, вахтер стал заговаривать зубы милиционеру… Я подумал — но ведь тела-то все равно находят. Надо бы оставить какую-нибудь улику… Ну и оторвал пуговицу от колета Вольского… Труднее всего было вложить ее в руку мертвецу, пальцы плохо сгибались, но я все-таки добился своего… И что? Да ничего. Исчезновения Виноградова почти никто не заметил… И я понял, что нужна жертва покрупнее, чтобы все зашевелились. Думал, думал, потом придумал отравить одну из чашек на подносе… Мне еще было интересно, кто умрет: Касьянов? Головня? Бельгард? Не повезло заведующему… Но и мне не повезло, потому что пузырек из-под яда я хотел подбросить Вольскому, только не вышло. И опять — ничего! Представляете, Вольский даже лучше танцевать стал. Но его подозревали, конечно, этот ваш коллега со шрамом кружил вокруг него, кружил… Я понял, что нужна еще одна жертва. Ну, Модестов подошел — он все мечтал занять место Вольского, а тот этого не терпел…

— А если бы и Модестов сошел ему с рук, что тогда? — поинтересовался Манухин. — А?

— Смеетесь, да? — Сотников побледнел. — Вам смешно… Вы просто не понимаете, что значит быть концертмейстером! Артисты — одни в опере, другие в балете… у оркестра тоже все хорошо… а концертмейстер — что это такое? Так, пустое место, которое что-то наигрывает на рояле во время репетиций… Тапер! Так меня называли… Ты не артист, не музыкант, даже не служащий канцелярии… Я для них значил меньше, чем стул, на котором я сидел! Если бы я был танцовщиком, разве Лена обошлась бы со мной так, как она обошлась?

— У меня вопрос, — сказал Манухин. — Кто напал на моего коллегу поздно вечером в театре?

— Я не знаю, — пробормотал Сотников. Но по выражению его лица собеседник сразу же понял, что он лжет.

— Я щас тебе все пальцы переломаю, тапер паршивый, — ласково промолвил Митяй. — Не заставляй меня. Ну?

— Мой отчим понял, что что-то неладно, — пробормотал Сотников, пряча глаза. — Он… он заставил меня сказать ему… Это он напал на вашего друга.

Манухин не стал уточнять, что Опалин никогда не был ему другом. Вместо этого опер спросил:

— Как зовут отчима?

— Осипов. Он… он главный осветитель.

— А! Тот, кто будто бы с перитонитом валяется? — Манухин повеселел. — Ну ничего. Мы его быстро вылечим… как и врача, который согласился его покрывать!

— Это моя мама, — ответил Сотников дрожащим голосом и заплакал. — Что я наделал… Я же не хотел…

— По-моему, ты мне не все рассказал, — заметил Манухин. — Почему приятель Виноградова попал под машину?

— Не кричите на меня, — забормотал Сотников, — мать на меня кричала, когда отчим пришел домой, весь израненный… теперь вы… Она сказала — надо, чтобы подумали на кого-нибудь другого, не на Осипова… Я вызвал Володю по телефону, сказал ему, что знаю, кто убил Павлика… Надо было, чтобы Володю нашли мертвого… с порезами… и синяками… Но я плохо соображал, нес всякую околесицу… Он посмотрел на меня, сказал: «Это ты» — и побежал от меня… И угодил под машину.

Манухин посмотрел на него, покачал головой и стал заполнять протокол.

Глава 30. Елка

Слишком уж все удачно сошлось… и сплелось… точно как на театре.

Ф. Достоевский, «Преступление и наказание»

Через несколько дней после описанного выше разговора Манухин утром явился на работу и увидел, что возле проходной расхаживает Лепиков, уминая снег. Выражение лица помощника Митяю инстинктивно не понравилось.

— Наконец-то! — Лепиков подбежал к нему. — Слушай, там Фриновский… И он тебя ждет.