— «Лезут»! — закатывает она глаза и вставляет бумагу в принтер. — А что им ещё делать, когда ты такой красавчик?

— Так я красавчик или бабник?

— Ты брутальный-красавчик-бабник!

— А-а. Теперь ясно.

Карина по-доброму улыбается мне и отправляет воздушный поцелуй.

— Я не виню девушек, с которыми ты общаешься и, с которыми потом ваше общение заканчивается в постели. И тебя тоже не виню! Просто ты такой и девушек, следовательно, выбираешь под стать себе. В тебе нет романтики. — Карина усмехается собственным словам и опускает глаза. — Её сейчас в принципе нигде нет. Единицы остались, да и то их давно уже всех разобрали. Вы с Ильей очень похожи в этом плане. Ему не составляет труда познакомиться с девчонкой, но делает он это исключительно для того, чтобы перепихнуться с ней, а после вычеркнуть из своей жизни. Когда мы с тобой учились в языковой школе Лондона и жили в одной квартире, я постоянно видела это. Сегодня одна, завтра другая, послезавтра третья… И даже через несколько лет ничего не изменилось.

— Мы больше не живем вместе.

— Но у нас есть общие знакомые, Максимилиан. Поверь, они в курсе, с кем ты зависаешь.

— И что? Разве в этом нет романтики? — с улыбкой спрашиваю я. — Постоянные знакомства, короткие романы вот в таких поездках, как эта, например. Общение, смех, танцы, симпатия, секс?

— Вот-вот. Главное для тебя — заключительная часть, а всё, что до — скука смертная, но необходимая. Иногда, конечно, тебе может повезти и, наверняка, чаще всего так и происходит, что девчонка уже через пару часов сама тащит тебя в кровать. Кстати, на девяносто девять процентов уверена, что одна из этих девиц, которых притащил с собой Илья, уже сейчас готова впустить тебя в свою пещеру.

— А что оставшийся один процент? — хохочу я.

— Этому равен твой здравый смысл.

— Ну, спасибо!

— Не за что.

— Ты стала очень грубой, не заметила? С тех пор, как встретилась со своей давней подружкой, только и делаешь, что рычишь на меня! Это она тебя подговаривает?

— Господи, она тебя даже не помнит! Зачем ей меня подговаривать? — смеется Карина, доставая из принтера распечатанные листы. — Просто у Музы есть здравый смысл.

— И чему же равен её?

Карина склоняет на бок голову и задумчиво оглядывает мое лицо.

— Девяносто девять. Потому, что единица — это то, чему равна её бесконтрольность.

— То есть, по-твоему, я на девяносто девять процентов бесконтрольный человек?

— Не забывай, что мы говорим о сексе.

— Окей. Значит, я бесконтрольный в сексе человек?

Улыбаясь, Карина продолжительно кивает.

— У тебя есть лишь один процент здравого смысла, чтобы сказать себе «нет, я не буду заниматься сексом только ради секса». А у Музы все девяносто девять.

— Ты ошибаешься, — говорю я себе под нос, вспоминая наш страстный поцелуй под водой. — Один процент бесконтрольности у твоей подруги работает на «ура».

— Я знаю её лучше тебя, дорогой мой братец. Так что, заткнись. А вообще, если по-чесноку, мне бы хотелось, чтобы твои слова оказались правдой, — вновь задумывается Карина, глядя в сторону. — Хотя бы сегодня. Секс — прекрасное средство от усталости.

— А Муза устала? — Карина переводит на меня глаза. Чтобы не вызывать подозрений своим любопытством, я делано усмехаюсь и невзначай бросаю: — По мне, так она с приветом.

— Не говори так. Ты её не знаешь.

— А ты знаешь?

Сестричка, ты даже не замечаешь, как она ловко обходит темы, которые не хочет обсуждать и постоянно клюешь на её удочку.

— Конечно! Мы дружим с одиннадцати лет!

— Но при этом последние десять вы не общались.

— Ну и что? Зато все эти годы мы помнили друг о друге, а когда увиделись — не стали носами крутить и делать вид, будто нас никогда и ничего не связывало.

— Почему так получилось, что вы десять лет не общались? Из-за того, что ты в Москву переехала?