Они все ближе. До них остается метра три, и я замираю на месте. Неужели мне не сбежать от них? От этого унижения и очередного проигрыша? Я так увлеклась военной вечеринкой и Джоном, что совсем забыла об игре. Какие у меня есть варианты? Если я развернусь и побегу обратно в дом престарелых, Женевьева просто будет ждать меня на парковке всю ночь. Вот и все, я снова кролик под ее когтистой лапой. Как обычно, она победит.

А потом становится поздно. Меня замечают. Питер резко отпускает руку Женевьевы.

– Что ты здесь делаешь? – спрашивает он меня. – И что это за макияж?

Он показывает на мои глаза и губы.

Мои щеки горят. Я игнорирую вопрос о макияже и просто говорю:

– Я здесь работаю, забыл? Я знаю, зачем ты здесь, Женевьева. Спасибо тебе, Питер, что помог ей меня выследить. Ты настоящий друг.

– Кави, я здесь не затем, чтобы помочь ей вывести тебя из игры. Я даже не знал, что ты здесь будешь. Говорю же, я плевать хотел на эту игру! – Он поворачивается к Женевьеве и говорит обвиняющим тоном: – Ты же сказала, тебе нужно забрать что-то для друга твоей бабушки.

– Так и есть, – отвечает она. – Это просто чудесное совпадение. Полагаю, я выиграла, да?

Она такая самодовольная, так уверена в себе и своей победе надо мной.

– Ты меня еще не осалила.

Может, убежать внутрь? Сторми разрешит мне остаться на ночь, если потребуется.

И вдруг кабриолет «Мустанг» Джона с ревом врывается на парковку.

– Привет, ребят! – кричит он, и Питер с Женевьевой разевают рты.

Только тогда я понимаю, как странно мы, должно быть, смотримся вместе: Джон в своей форме Второй мировой войны и в стильной шляпе, и я, с победным роллом и красной помадой.

Питер сморит на него.

– Что ты здесь делаешь?

– Здесь живет моя прабабушка. Сторми, – беспечным тоном сообщает Джон. – Ты мог о ней слышать. Она подруга Лары Джин.

– Он бы все равно не запомнил, – говорю я.

Питер хмурится, и я вижу, что я права. Это в его стиле.

– А что за наряды? – спрашивает он грубо.

– Военная вечеринка, – улыбаясь, отвечает Джон. – Очень эксклюзивная, только для ВИП-персон. Простите, ребят.

Затем он театрально приподнимает шляпу, от чего Питер приходит в бешенство, а я, в свою очередь, радуюсь.

– Что еще за военная вечеринка? – спрашивает меня Питер.

Джон с наслаждением вытягивает руку на спинку пассажирского сиденья!

– В память о Второй мировой войне.

– Я не тебя спрашивал, а ее, – взрывается Питер и смотрит на меня суровым взглядом. – Это свидание? Ты с ним на свидании? И чья, черт возьми, это машина?

Прежде чем я успеваю ответить, Женевьева делает движение в мою сторону, и я отскакиваю. Я бегу за колонну.

– Не будь ребенком, Лара Джин! – насмешливо тянет она. – Просто смирись, что ты проиграла, а я выиграла!

Я выглядываю из-за колонны, и Джон бросает на меня взгляд – взгляд, который говорит: «Залезай!» Я быстро киваю. Затем он открывает пассажирскую дверцу, и я несусь к нему сломя голову. Я едва успеваю закрыть за собой дверь, как он трогается с места. Питера и Женевьеву обдает пылью.

Я оборачиваюсь, чтобы посмотреть. Питер уставился нам вслед с открытым ртом. Он ревнует, и я рада.

– Спасибо, что спас меня, – говорю я, пытаясь отдышаться, сердце бешено бьется в груди.

Джон внимательно смотрит вперед, у него на лице широкая улыбка.

– Обращайся.

Мы останавливаемся на светофоре, он поворачивает голову и смотрит на меня, а потом мы смотрим друг на друга и начинаем смеяться как сумасшедшие, и мне снова не хватает воздуха.

– Ты видела выражение его лица? – задыхается Джон, опуская голову на руль.

– Это классика!

– Как в кино! – Он улыбается мне, ликуя, его голубые глаза горят.

– Совсем как в кино, – соглашаюсь я, откидывая голову на сиденье и глядя на луну такими широкими глазами, что становится больно.