P. S. Я все еще люблю тебя - Дженни Хан (2016)

Я сижу в красном «Мустанге»-кабриолете рядом с парнем в форме, и ночной воздух обволакивает мою кожу холодным шелком, на небе светят звезды, и я счастлива. По тому как Джон все еще улыбается самому себе, я знаю, что он тоже. На один вечер нам удалось притвориться. Забыть Питера и Женевьеву. Загорается зеленый свет, и я высоко поднимаю руки:

– Гони, Джонни! – кричу я, он резко срывается с места, и я визжу.

Какое-то время мы катаемся по округе, а на следующем светофоре Джон останавливается и обнимает меня за плечи, притягивая поближе к себе.

– Так это делалось в пятидесятые? – спрашивает он, одна рука на руле, другая – у меня на плечах.

Мое сердце снова набирает обороты.

– Ну, если быть точными, мы одеты по моде сороковых…

И тут он меня целует. Его губы теплые и уверенные, и я закрываю глаза.

Через секунду он отстраняется, смотрит на меня и говорит, наполовину серьезно, наполовину шутя:

– Лучше, чем в первый раз?

Я ошарашена. Теперь на нем следы моей помады. Я протягиваю руку и вытираю его губы. Загорается зеленый, но мы не двигаемся с места. Джон пристально смотрит на меня. Кто-то за нами начинает сигналить.

– Зеленый…

Он не шевелится, не сводит с меня глаз.

– Ответь на вопрос.

– Лучше.

Джон давит на газ, и мы снова едем. Я все еще не могу дышать. Я кричу ветру:

– Хочу посмотреть, как ты выступаешь на Модели ООН!

Джон смеется.

– Что? Зачем?

– Думаю, это увлекательное зрелище. Могу поспорить, ты в этом… хорош. Знаешь, по-моему, из всех нас ты особенно изменился.

– Как?

– Ты был немного тихоней. Закрытым. Теперь ты такой уверенный.

– Я все еще нервничаю, Лара Джин.

У Джона на лбу прядь волос, чуб, который никак не хочет лежать ровно. И эта упрямая прядь заставляет мое сердце сжиматься.

50

После того как Джон привозит меня домой, я бегу через дорогу, чтобы забрать Китти от мисс Ротшильд, и она приглашает меня на чашку чая. Китти спит на диване под тихо работающий телевизор. Мы устраиваемся на другом диване с чашками чая «Леди Грей», и мисс Ротшильд спрашивает меня, как прошла вечеринка. То ли потому, что я все еще возбуждена после вечера, или потому, что шпильки так крепко стягивают мне волосы, что у меня кружится голова, или из-за того, что, как только я начинаю говорить, ее глаза зажигаются искренним интересом, но я рассказываю ей все. Про танец с Джоном, про то, как все аплодировали, про Питера с Женевьевой, даже про поцелуй.

Когда я говорю о поцелуе, мисс Ротшильд начинает обмахиваться руками.

– Стоило мне увидеть парнишку в этой форме… Ох, подруга! – Она присвистывает. – Я почувствовала себя грязной старухой, ведь я знала его, когда он был еще маленьким. Но, бог мой, какой он красивый!

Я смеюсь, вытаскивая из волос шпильки. Она наклоняется и помогает мне. Моя плюшка с корицей разваливается, и голова наконец-то расслабляется. Так вот каково это, иметь маму? Поздние разговоры о мальчиках за чашкой чая?

Голос мисс Ротшильд становится низким и уверенным.

– В общем, так. У меня для тебя всего один совет. Позволь себе полностью присутствовать в каждом моменте. Просто не спи, понимаешь, что я хочу сказать? Иди ва-банк и выжми из этого опыта все, до последней капли.

– Так значит, вы ни о чем не сожалеете? Потому что вы всегда шли ва-банк?

Я думаю о ее разводе, о том, что о ней болтали соседи.

– О боже, нет. Конечно, сожалею. – Женщина смеется хриплым, сексуальным голосом, который бывает только у курильщиков или у тех, кто простужен. – Не знаю, почему я сижу здесь и пытаюсь давать тебе советы. Я одинокая разведенная женщина, и мне уже сорок… Два. Сорок два. Что я могу знать? Но это риторический вопрос, конечно же, – она тоскливо вздыхает. – Как я скучаю по сигаретам!

– Китти проверит ваше дыхание, – предупреждаю я, и она снова хрипло смеется.