Увеличительное стекло - Эндрю Мэйн (2019)

– Вертел я ваших психологов! Им только дай залезть в голову, сразу начинают учить, что было на самом деле, а чего не было. А сами ни хрена не знают.

– Кто он? И что он с тобой сделал?

– Гребаный призрак!

– Это еще что значит?

Артис снова замолкает и смотрит в пространство, я стараюсь не мешать ему думать. Эти воспоминания он явно постарался похоронить поглубже. Он снова смотрит на картинку, его голос еле слышен.

– Они сказали, я все придумал. Сказали, что я вру. Я был просто пацан. Как я мог придумать настолько замороченную хрень?

– Насколько замороченную?

Глава 23

Белая машина

Артис уперся локтями в стол, обхватив ладонями голову. Он смотрит в пространство прямо перед собой и начинает рассказывать о своей встрече с Тойменом. Я стараюсь помалкивать и не мешать ему говорить. Мне кажется, что впервые он может рассказать о тех событиях, не будучи ребенком. Конечно, какие-то детали уже забылись, но с высоты возраста некоторые вещи могут стать более понятными.

Вскоре я убеждаюсь, что даты Артис помнит плохо. Определить точно, когда он впервые встретил Тоймена, вряд ли получится, но подсчеты показывают, что это должно было произойти от полугода до года после исчезновения Кристофера Бострома. По отражающейся на лице Артиса боли очевидно, что воспоминания все еще весьма отчетливы.

– Еще до встречи я слышал, как другие дети часто говорили про Тоймена. Типа он разъезжает на здоровом белом «кадиллаке», останавливается и спрашивает, хорошо ли ты себя вел. Если ты отвечал, что да, Тоймен давал пятерку, или игрушку, или еще что-нибудь такое. Но при этом говорил, чтобы ты хранил встречу в секрете, чтобы другие дети не узнали и не завидовали.

Но все, ясное дело, рассказывали. Шептали: «А ты слышал про Тоймена?» Спрашивали, не встречал ли. Некоторые врали, что встречали, так им хотелось действительно его увидеть.

У меня никогда ни хрена не было. Так что перспектива, что кто-то может просто так дать мне игрушку, была более чем заманчива. Клянусь, я даже стоял подолгу на краю тротуара, заглядывая в каждую белую машину в надежде, что сейчас она остановится и там будет Тоймен.

И вот однажды иду я по 120-й, и рядом со мной тормозит здровенный белый «кадиллак». «Эй ты», – раздается оттуда. И голос глубокий-глубокий такой, что пробирает. «Ты хорошо себя вел?» – спрашивает. «Ох, блин, да», – отвечаю. А он такой, протягивает мне пять долларов через окошко. Я подхожу, а он меня хвать за руку и тянет. Не больно, но крепко и поближе подтягивает. Смотрит в глаза и переспрашивает: «Хорошо себя вел?» Я такой: «Да, сэр!» Он спрашивает, как меня зовут, где я живу, и все-таки дает пятерку. А потом приказывает молчать и уезжает.

Пятерка! У меня таких денег отродясь не бывало. Это, знаешь, как в лотерею выиграть. Я прямиком в магазин, в отдел с конфетами по десять центов, ну и накупил всего, что мог. Помню: сижу на лавке, ем эти конфеты и думаю: «Лучший день в моей жизни!» Да, вот такой тупой придурок. Купили меня с потрохами за пять баксов.

Потом все ждал, чтобы он появился еще раз. И, в конце концов, так оно и вышло. Снова останавливается рядом со мной на своем «кадиллаке», снова спрашивает, как я себя вел. Я снова говорю, что очень хорошо. А он в ответ говорит, что, дескать, знает, что я другим детям проговорился. Ну, я реветь, что все неправда, что врут они, другие дети. Потом притормозил, признался, что рассказал, пообещал, что больше никогда не проболтаюсь.

В общем, он собирается уезжать, а я себя чувствую, как будто Санта-Клауса живого встретил, только тот подарка не дал и улетает. И тут внезапно стоп-сигнал, и Санта вроде как передумал. Пассажирская дверь открывается, и я слышу его голос: «А в страну игрушек хочешь?»