Три дня и вся жизнь - Пьер Леметр (2017)

Он пообещал себе, что, получив снимки, выбросит их, даже не вскрыв конверта. Ему не придется оправдываться, он почти не пересекался с Эмили в свои предыдущие приезды в Боваль, а поскольку, к счастью, он бывает там все реже и реже…

Наступил ноябрь.

И вот тут-то Эмили и объявилась, но не в виде конверта с фотографиями, а собственной персоной. Это была настоящая Эмили, из плоти и крови, одетая в платье с совершенно дурацкими узорами, но даже оно не могло скрыть ее красоту. Подкрашенная, надушенная, причесанная, сияющая – хоть сейчас под венец, – она позвонила в дверь. Открыла Лора, здравствуйте, я Эмили, мне бы хотелось видеть Антуана.

Для Лоры это стало откровением.

Посетительница могла больше ничего не говорить, Лора развернулась: Антуан, это к тебе! Она схватила куртку, надела туфли.

Она уже выскочила за дверь, когда Антуан, застигнутый врасплох неожиданным визитом, хотел среагировать: подожди, но было уже поздно, она ушла, на лестнице слышались ее нервные шаги. Антуан склонился в пролет, окликнул ее по имени, увидел руку, быстро скользящую по перилам до первого этажа. Он задумался, куда она пошла, и его охватил острый приступ ревности, он развернулся, вспомнил, что явилось причиной.

В квартиру Антуан возвратился в бешенстве.

Эмили, похоже, не испытывала ни малейшего смущения.

– Можно, я присяду? – спросила она. И чтобы оправдать свой вопрос, добавила: – Я беременна.

Антуан побледнел. Эмили долго, в подробностях вспоминала «их вечер». Это была мучительная сцена. Она поведала о «волнующей» встрече после долго расставания, внезапно возникшем обоюдном, почти нутряном желании. А о себе добавила, что «испытала наслаждение, которого прежде не знала»… Она не могла говорить за Антуана, но я, что тут скажешь, я не спала с того дня ни минуты, я влюбилась в тебя, как только увидела, я уверена, что всегда была без ума от тебя, даже если не хотела признаться в этом себе самой… И так далее. Антуан не верил своим ушам. Ситуация была такой идиотской, что он не смог бы удержаться от смеха, если бы не оценил последствий и подтекста свершившегося.

– Это было просто…

Он умолк, подыскивая слова. Врач в нем вопил что-то, чего мужчина не хотел слушать. Он вынужден был сделать над собой усилие, чтобы спросить:

– Но кто сказал… кто сказал, что это со мной… ну, ты понимаешь, что я хочу сказать…

Эмили подготовилась к ответу. Она поставила сумку на пол и скрестила ноги.

– Я не могу быть беременна от моего… короче, от Жерома, он отсутствует уже четыре месяца.

– Но ты могла бы быть беременна от кого-нибудь другого!

– Ну-ну, давай, назови меня шлюхой, хотя на самом деле это ты!

Эмили была оскорблена его замечанием, она явно не могла даже представить, что возникнет такой вопрос. Антуану пришлось извиниться.

– Это не то, что я…

Он умолк, чтобы подсчитать, и был поражен результатом: прошло тринадцать недель с того момента, который Эмили упорно продолжала называть «наш вечер».

Разумеется, легальный аборт теперь уже невозможен.

Все разъяснилось: она дождалась последнего срока, а потом приехала к нему!

– Нет, Антуан, категорически! Я не хочу делать аборт – так не поступают. Во-первых, мои родители…

– Плевать мне на твоих родителей!

– А мне не плевать, и я беременна!

Антуан задумался, сколько она захочет, чтобы не впутывать его в эту историю. Сможет ли он заплатить?

– А отец – ты, – добавила она, потупившись (Эмили видела по телевизору, что так делают).

– Но, Эмили, чего ты от меня хочешь?

– Я объявила своему… короче, Жерому, о разрыве. Я не сказала ему всей правды, чтобы у него складывалось о нас не дурное мнение, а хорошее.

– Чего ты хочешь?

От удивления, что Антуан задает такой глупый вопрос, она нахмурила свои очаровательные пшеничные брови: