Картина маслом - Андрей Ильин (2018)

Гид, заикаясь, перевела. Она заискивающе смотрела на иностранца, а из ее глаз лились ручьем слёзы, смывая макияж.

В этой дуэли иностранец выиграть не мог. Вариантов не было. Как истинный джентльмен, он мог и умел отвечать за себя, но не мог за других.

— Bastard, — сказал проигравший джентльмен. — И резанул ножом полотно.

С хрустом картина по диагонали расползлась на два куска. Распалось лицо давно умершего средневекового господина.

Бандиты восторженно взревели. Они любили своего командира, который умел ставить на колени неверных! Переводчица осела на пол. Ее оттащили.

— Будешь выступать, заставлю порезать еще несколько картин! — предупредил, ухмыляясь, Осман и приказал: — Заваливай дальние двери. Все! Тащи бензин и взрывчатку. Хрен они сюда сунутся. Не пойдут они через картины! — И добавил по-русски: — Кишка тонка!

* * *

Это было странное и страшное зрелище.

Десятки картин смотрели на улицу глазами известных всему миру портретов. Они стояли рядом, перекрывая друг друга, и смотрели на Неву, набережную, соседние дома. Смотрели на мир безучастно и обреченно, как поставленные под пулеметы заложники.

Они и были заложниками. И таких заложников не было раньше, не было до них, не было никогда! И люди на площади, испуганно моргая, вглядывались в дворцовые окна, заставленные картинами. С набережной казалось, что картины умоляют о спасении. В каждом окне были лица, лица, лица… Мужские, женские, детские… Глаза на портретах с укором и надеждой смотрели, казалось, именно на тебя! Выдержать такой взгляд невозможно! Люди отворачивались… Портреты были беззащитны, как дети. Невозможно видеть лица умирающих детей. Невозможно смотреть им в глаза, ведь в глазах читаются немые вопросы «почему?», «зачем?»…

* * *

— У нас в Питере ЧП.

— Знаю. «Первый» уже в курсе. Докладывайте по событиям каждые пятнадцать минут.

— Есть докладывать.

Да, «Первый» был в курсе, но не представлял еще масштаба случившегося. И никто не представлял. Жизнь в Кремле текла своим чередом — встречи, доклады, телефонные переговоры, обмен мнениями, назначения и прочая ежедневная бюрократическая рутина. Но она с минуты на минуту прервется. Все вдруг поймут… осознают… И станет не до бумажек и «Первому», и всей стране…

* * *

— Назад!.. Назад, я сказал!

— Ты что?! Мы с Литейного. А ну пропустил! Быстро!..

— Откуда… Откуда мне знать, кто вы такие? С Литейного или с Мойки? У вас на рожах не написано. Ладно, давай проходи быстро…

— А вы куда?..

Территория вокруг Зимнего дворца обрастает людьми, машинами, автобусами, палатками, антеннами, заградительными лентами и ленточными шипами, «ежами», вертолетными площадками, баррикадами из мешков с песком…

Обрастает штабами. Спецгруппами. Передвижными пунктами связи и глушилками. Реанимационными бригадами. Пожарными расчетами. Машинами ДПС. Пунктами психологической помощи. Аварийками Горгаза и электросетей. Телевизионными передвижными корпунктами…

Сотни людей таскают какие-то ящики, растягивают провода, устанавливают заграждения, переговариваются, перемещаются, перекрывают дороги, ругаются, командуют, не подчиняются…

У Государства нашлось бессчетно людей и масса техники, чтобы блокировать террористов. Но не нашлось людей, чтобы вовремя остановить их на подходах — в аэропортах, самолетах, отеле… И еще раньше, только когда они собирались, когда планировали…

Вот какая-то воинская колонна с солдатами, которые с любопытством выглядывают из-за брезентовых тентов.

Два бэтээра. Встали, перекрыв проезд, крутят башнями.

Нормальная неразбериха, которая всегда случается в начале подобных операций, когда к месту происшествия прибывают все, кто нужен, кто лишний и кому не лень. Это потом всё устаканится, упорядочится и переподчинится единому штабу. А пока…

— Куда ты лезешь?